Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 1. Становление

Бледный, с влажными от волнения глазами стоял он под сводами лавры во время совершения таинства. «Душа смущается, – признавался он. – Все существо под влиянием десниц иерархов, как было сегодня, чувствует претворение. Встаешь совершенно иным, чем опускаешься на колени перед Престолом».

Святейший синод дал епископу Николаю право собирать пожертвования для Миссии и Японской Церкви. Он собрал сумму, нужную для возведения в Токио собора, который, по его мысли, должен был стать как бы светочем и центром японского православия.

Начало архипастырства святого Николая было связано со строительством Токийского собора. Нового земельного участка для него не удалось найти. Строить решили на вершине того же холма Сурагадай. Потому что всегда ищет для храма русский человек место «красное», то есть высокое и красивое, откуда и видать далеко. Начались земляные работы, чтобы искусственно увеличить строительную площадку. Только в апреле 1885 года в присутствии представителей русского посольства и всего дипломатического корпуса состоялась торжественная закладка собора.

А год назад правительство Японии отняло привилегии государственных религий у синтоизма и буддизма. Это означало полную свободу вероисповедания. В новой конституции было записано: «Японские подданные имеют свободу религиозных верований, поскольку они не нарушают общественного мира и не противоречат долгу верноподданства».

Шесть лет, в течение которых строился собор, после утренней службы ежедневно епископ Николай появлялся на строительной площадке, тщательно вникая в то, как исполняется проект архитектора Шурупова, который спроектировал собор в традиционном для русских византийском стиле.

Вставал он обычно рано, часов в пять, и очень любил эти тихие утренние часы – до семи никто не тревожил его размышлений, работы – над письмами и дневниковыми записями. Как-то сразу занималось утро, просыпались птицы и еще не было влажной жары, так донимавшей днем.

В семь собирались на утреннюю молитву ученики проповеднической и певческой школ, открытых при миссии. Преосвященный всегда сам произносил начальный возглас молитвы. Потом посещение строительства собора и прямо оттуда в классы – он читал лекции по богословским предметам в семинарии и школе проповедников.

В двенадцать часов перерыв на скромную трапезу, а после обеда до часа пополудни он отдавал свое время японским журналам и газетам. Но ровно в час он со свойственной ему пунктуальностью усаживался за письменный стол – ждали текущие административные и миссионерские дела. Ими он занимался до половины пятого, иногда выкраивая время для одной-двух послеобеденных лекций.

В шесть появлялся японец-ученый, помогавший ему в работе над переводами богослужебных и других церковных книг. Они засиживались до девяти часов, обсуждая тонкости звучания того или иного иероглифа или толкование богословского термина.

Потом наступало время секретаря, который появлялся с грудой свитков – донесениями и рапортами миссионеров и священников со всех концов Японии. Все это требовало не только терпеливого и внимательного изучения и анализа, но и принятия решений, порою не всегда легких.

Храм был построен и освящен во имя Воскресения Христова. Токийцы впервые услышали колокольный благовест. Торжественное богослужение привлекло к храму и христиан, и инаковерующих: пел хор в сто пятьдесят человек; в парадном облачении служил сам епископ Николай с девятнадцатью священниками и шестью диаконами. Звучали в исполнении японского хора церковные напевы Кастальского и Бортнянского. Но слова песнопений и возгласов были японскими.

Внимательный наблюдатель, наверное, заметил бы, что на богослужении местные христиане были в национальных одеждах, а на полу храма лежали привычные циновки и возле паперти храма так же привычно для японцев лежали горы их деревянной обуви. Но и сам владыка, несмотря на праздничное архиерейское облачение, служил без обуви, уважая японские обычаи.

Те, кто видел его в этот день, поражались его строгому и вдохновенному лицу, глубокой и сосредоточенной собранности. В нем чувствовались очень большая духовная сила и воля.

Сам епископ Николай писал о Токийском соборе: «Собор будет памятен, будет изучаем, подражаем многие, не десятки, а смело говорю, сотни лет, ибо храм – положительно замечательнейшее здание в столице Японии, здание, о котором слава разнеслась в Европе и Америке еще прежде его окончания и которое ныне, будучи окончено, вызывает внимание, любопытство и удивление всех, кто есть или кто бывает в Токио».

Возникали отделения миссии не только в Хакодате, но и в других городах: в частности в Киото, где был открыт новый храм. Праздник его освящения особенно порадовал сердце преосвященного Николая.

Особенно дорого было то, что иконостас и колокола для этого храма были присланы из России. Правда, некоторые иконы не вынесли тяжесть долгого пути – иконопись повредилась.

Благословение архимандрита Николая на реставрацию этих святынь получила талантливая местная художница-христианка Ирина Ямасита. Для других церквей она сделала копии «Тайной вечери» и образа архистратига Михаила.

Надо сказать, что владыка Николай очень высоко ценил возможности женщин в миссионерской и просветительской деятельности. И с миссией сотрудничали не только многие японки, но и русские женщины-миссионерки. Среди них были Мария Черкасская и приехавшая в 1884 году княжна Путятина. На средства княжны и графини Орловой-Давыдовой в Токио было создано женское церковное училище, при котором был открыт также иконописный класс.

Архимандрит Николай, как обычно, принимал самое деятельное участие в устроении торжества освящения храма. Его беспокоило, как разместить поудобнее людей, прибывших на храмовый праздник из отдаленных уголков страны. Каковы же было его удивление и признательность, когда, прибыв в Киото, он увидел, что целый квартал домов напротив миссии празднично убран и хозяева этих жилищ готовы принять и разместить паломников! Встретил его и директор местной школы, предложивший школьный зал для того, чтобы там накрыть угощение для участников праздника.

После освящения храма владыка записал в своем дневнике впечатления от храмового иконостаса:

«Нужно еще заметить, что иконы сами по себе привлекают всех своим высоким художественным исполнением, а христиан, кроме того, своим истинно церковным характером. Некоторые из них, как храмовая праздничная икона Благовещения Пресвятой Богородицы, главные иконостасные – Спасителя и Божьей Матери, иконы Святителей Николая и Иннокентия – так прекрасны, что взор не хочет оторваться от них; и тут-то сказывается, особенно для христиан, как важна хорошая иконопись для храма, в котором все предназначается к тому, чтобы очищать и освещать душу, умилять ее и возбуждать к молитве. При взгляде на этого ангела в иконе Благовещения так и просится на уста благодарение Богу, что у каждого из нас есть ангел-хранитель; но, перенося взор на святой лик Пречистой Девы, чувствуешь стыд, что несохранением своей души в чистоте отгоняем от себя этого прекрасного стража, так любовно пекущегося о нашем спасении; от взгляда на кроткий лик Богоматери с Богомладенцем и на учащего Спасителя льются в душу умиление и радость, что Бог так преискренне близок к нам, но и печаль при мысли, что мы ограждаем себя от Него стеною грехов; строгий и вместе милующий вид святителя Николая Мирликийского, важный и вместе ободряющий лик святителя Иннокентия Иркутского – все-все и привлекают к себе красотою иконописи и возбуждают соответствующие чувства и мысли, освежающие и очищающие душу у смотрящих на них».