Владимир Рынкевич - Наука умирать

Марковские роты веером захватывали станицу. Кутеповская 3-я вышла к большому дому, в котором были освещены все окна. Шевелились тени — полный дом красных. Кутепов своей обычной быстрой походкой, обогнав ординарцев, первым поднялся на крыльцо, отворил дверь, выпустив наружу полосу света и неясный шум. За ним — офицеры, в их числе оказался Дымников. За большим столом — человек 15. В гимнастёрках без ремней, а то и в нижних рубахах. Самовар, бутылки, кружки, куски хлеба... Винтовки у стены. Кутепов быстро шагнул к этой стене, стал спиной к оружию и громко спросил:

— Какого полка?

— Мы варнавивские, — забормотал один из сидящих за столом и в ужасе умолк.

— А мы — Офицерского полка генерала Маркова!

— Кадеты! — завопили за столом. — Пропали, ребята!..

— Выходи по одному! — приказал Кутепов. — Выходи в чём есть.

Поднимались, шли к двери, покорно опустив головы. Офицеры подталкивали их. Выходили за каждым, проверяя штыки у винтовок.

Когда остались только офицеры, Кутепов сел за стол, взял пустую кружку, ополоснул её из самовара, налил кипяточку и с удовольствием выпил.

— Согревайтесь, господа, — сказал он. — Можете из бутылок... Там, конечно, отрава, но...

Дымников предпочёл отраву.

Марков, убедившись, что роты действуют правильно и станица почти полностью захвачена, поехал с Родичевым к переправе, где командовал Тимановский. Красные словно догадались о его появлении и усилили артиллерийский огонь. Отчаянно ржали раненые лошади, стонали поражённые осколками офицеры, кричали тонущие. Непрерывно шуршали над головой снаряды и с беспощадным сатанинским грохотом рвались, разбрасывая землю, снег, тела погибших. Падающие в реку заливали переправляющихся потоками ледяных брызг.

— Тяжело, Степаныч? — спросил Марков Тимановского, подошедшего с докладом.

— Работаем без паники.

— Знаешь, откуда бьют?

— Вспышки в роще слева от Ново-Дмитриевской.

— Гаврилыч, видишь вспышки? Давай туда 4-ю роту. Она движется к станице. Догони, поверни в пол-оборота на ихнюю, мать её, батарею. А где наш Миончинский? Никак вторую пушку не переправит? Сейчас я его за... вытащу!

Генерал поскакал к самому берегу. Снаряд упал в реку чуть ли не рядом, И его обдало потоком ледяной воды. Лошадь взвилась на дыбы, пытаясь повернуть назад. Марков удержал её, успокоил, огляделся и вдруг увидел, что в нескольких шагах от него — Корнилов. Верхом, с конвоем, со знаменем в чехле.

— Ново-Дмитриевская взята, Сергей Леонидович? — спросил командующий спокойно, как на совещании.

— Производится очистка, ваше превосходительство. Многие красные попрятались, и приходится брать с боем каждый дом.

— К утру необходимо закончить, — сказал командующий и отъехал в сторону, где его ждал командир Корниловского полка Неженцев, переправлявший своих.

— Артиллерийскую батарею вперёд! — закричал Марков. — Всем освободить переправу для орудия. Подполковник Миончинский, даю вам 5 минут и в бой! И чтобы... — далее последовала нецензурная брань.

Все засуетились, зашумели, так называемый мост опустел, но на переправе появилась не пушка, а маленькая фигурка в белой папахе с белым пакетом в поднятых руках.

— Кто это ещё, твою мать? — возмутился Марков.

Фигурка приблизилась, качаясь в воде, вздрагивая от близких разрывов, и он узнал медсестру Шуру. Она выбралась на берег с помощью офицеров, смеясь и что-то объясняя, Марков подъехал, неуклюже спрыгнул с лошади, подошёл к девушке.

— Сегодня хороший бой, Сергей Леонидович, — сказала она. — Мало раненых.

— Стараемся, Шурочка. А вы смелая.

— Так я ж к вашему полку назначена. Полк-то самый храбрый.

— Только никому это не говорите, а то поверят и будут завидовать.

Ещё один разрыв в реке, следующий на берегу, и генерал вновь кричал:

— Миончинский! 5 минут прошли!

Артиллерийских лошадей тащили в воду за уздечки, гнали нагайками, и наконец оба орудия оказались на западном берегу и могли выступить на огневые позиции. Марков приказал:

— Дмитрий Тимофеевич, немедленно вперёд. Выберите позицию и бейте по красной батарее. Подавить как можно скорее. И поддерживайте наступление моей 4-й роты.

Марков не чувствовал ни холода, ни усталости. Он переживал ещё одну победу над превосходящим противников, над природой, наконец, над собой — разве ему не хотелось завалиться в тёплую избу и ждать донесений о ходе боя?

Батарея Миончинского занимала огневую позицию, 4-я рота шла вперёд. Дударев замещал командира, и он старался. Можно вновь скакать с Родичевым в станицу и выполнять приказ Корнилова. Командующий всегда занимает дом станичного Правления. Значит — на площадь.

Здесь — суета. Разбегаются полуодетые красные. Их расстреливают и колют. У дома Правления — офицеры 3-й роты. Оттуда выбегают красногвардейцы с винтовками. Прямо на Маркова. «Стой!» — крикнул он им, не спешиваясь. Те кинулись обратно в дом.

— Выходи! — крикнул генерал.

Молчание.

— Господа! Пулемёты сюда, — крикнул Марков погромче.

— Мы выходим! Сдаёмся, — раздались жалкие голоса.

— Кончайте с ними, — приказал генерал и поскакал вперёд, туда, где стреляли.

Родичев его догонял.

— Сергей Леонидович, с красной батареей покончено, — кричал он. — Миончинскому хватило одного выстрела.

— Как это случилось?

— Только одно орудие вышло на огневую, а второе вмёрзло в землю — не стронуть с места. Подполковник рассчитал данные по вспышкам, скомандовал, пушка выстрелила, откат нормальный и... ствол застрял в положении отката. Масло замёрзло — они же перешли на летнее. А красные после этого единственного выстрела отошли.

Выехали на окраину станицы. Офицеры 1-й роты стреляли вслед отступающим в снежную мглу.

— Ну что, Гаврилыч? Взяли станицу?

— Взяли, Сергей Леонидович.

— Найди Плохинского. Пусть выставит посты. Менять через 15 минут. Все замёрзли. По хатам. Греться и отдыхать.

Корнилов со свитой въезжал в заметаемую снегом станицу. Стреляли далеко впереди, и огонь винтовок постепенно затихал. Вдоль улицы лежали трупы, засыпанные пургой. Лошади их пугались и шарахались. Каждого встречного офицера адъютанты спрашивали, где генерал Марков. Но этого никто не знал.

Не знали Дымников и Мушкаев, встретившиеся в перестрелке и теперь подыскивающие хату для отдыха. Не знали другие офицеры. Маркова нигде не было, потому что он был везде. Наводил порядок на переправе, мчался в станицу и руководил ротами, ведущими здесь бой, затем спешил на левый фланг к 4-й роте, оттуда — опять на переправу и опять в станицу. Он руководил боем, как полагается генералу: видел весь ход сражения и давал распоряжения в соответствии с обстановкой. Особенность его руководства состояла в том, что он видел не карту в штабе, не движение отдалённых фигурок в стёклах бинокля, а сам находился в наиболее критической точке сражения, затем скакал к следующей. Он видел не линии на карте, не фигурки в бинокле, а людей рядом с собой и посылал их в бой, на смерть, и сам был готов получить свою долю смертоносного свинца и пасть рядом с теми, кто сражался и умирал по его приказу.