Нестор Кукольник - Иоанн III, собиратель земли Русской

Такой результат своих мечтаний Пршиленжний смело высказал Позенельской, по мере донесений его переходившей от одного удивления к другому. Ну, посудите сами: вдруг столько открытий! Фискал вырос в глазах интриганки, ум которой способен был, пожалуй, ближе всего хвататься за эксцентричности, где любовь — главный двигатель. Конечно, любовь у такого создания, как она, могла только ограничиваться чувственностью, но, судя по себе, Позенельская и представляла, что высшая степень страстного увлечения одного из актеров в драме любви необходимо должна заставить потерять голову и другую сторону. Стоит только доставить случай для свидания!

На этом достойная союзница прелата построила весь план будущих действий против ненавистной ей жены Александра, все еще казавшейся опасною жрице порока и в самом заключении своем.

Дальновидный Пршиленжний уже в разговоре с Мацеем обещал ему приискать пану Хлупскому такое именно амплуа, какого тот добивался, а получив от милостивой панны Марии разрешение немедленно приступить к осуществлению плана, рано утром уже уведомил Мацея, что место отыскано для его протеже. Сам в жизнь свою ничего не любивший откладывать в долгий ящик, Мацей не встретил ничего подозрительного и в сообщении Пршиленжнего о поставке Хлупского на место теперь же. Разыскать князя трудностей больших не представило и обрадовало его несказанно. Мацей красноречиво изложил перед героем нашим блестящую перспективу, открывавшуюся с поступлением прямо в дом княгини. Холмский его не прерывал, но, в свою очередь, находил несколько подозрительною эту быстроту выполнения желания своего и давал себе обещание: смотреть в оба за тем, что дальше выйдет, однако принял предложение с радостью. Оно, это предложение, все же давало возможность всего ближе разузнать положение дела Елены.

С такими мыслями в сопровождении Мацея и Пршиленжнего вступил герой наш в дом фаворитки. «Ее мосць еще не вставала!» — сказал здешний пан эконом рекомендателям новобранца; но не прошло и четверти часа, как кандидат, приведенный Пршиленжним, потребован перед светлые очи милостивой панны княгини.

Княгиня покоилась еще на пышном ложе своем и на введенного нового слугу долго смотрела, не говоря с ним ни слова. Она была поражена мужественной красотой князя Васи и, любуясь его красивою фигурой, старалась прочитать в глазах героя впечатление, произведенное на него ею, полновластною госпожою в столице великого княжества Литовского. Она напрасно силилась, однако, подсмотреть не существовавшее волнение в душе Васи и, обманутая в ожиданиях, постаралась объяснить кажущееся (как думала она) бесстрастие красавца полнейшим поражением его. «Дай заговорю с ним, — решила великодушно сирена, — надо придать ему сколько-нибудь бодрости сначала».

— Мне сказали, что пан шляхтич из панцирных? Не верю! Одного взгляда достаточно, чтобы побиться об заклад, что пану судила судьба не пресмыкаться, принимая приказания в качестве эконома либо маршалка, а самому повелевать другими!

Вася был поражен этою речью. Она ему показалась допросом для проформы, когда уже все открыто: кто он и что он такое. Смертная бледность сменила мгновенно румянец, но, готовый упасть от прилива крови к сердцу, Холмский мгновенно совладал с собою и голосом, не выказавшим нисколько волнения, ответил:

— Во всех сословиях можно встретить лица, как бы ошибкою туда попавшие, ясневельможная панна!

«Как он умен», — подумала про себя Позенельская, затронутая за живое тонким ответом. Она сделала движение, как бы почувствовав томленье от зноя, и бросилась головою на подушку, рассыпав каскадом волнистые кудри длинной косы своей. Движение это, очевидно кокетливое, обрисовало обольстительно форму шеи и верхней части торса красавицы. Князь Вася невольно попятился, и жар хлынул в лицо его. Позенельская улыбнулась с чувством удовлетворенного самолюбия и величественно спустила руку с кровати, указывая на уроненный, будто случайно, платок. Холмский ловко склонил стан свой и, подняв платок, подал его княгине. Она взяла руку его и, смотря в глаза ему, медленно произнесла, что находит пана ловким и благовоспитанным кавалером и считает для него более приличною роль гофмейстера при своей особе.

— Имя ваше?

— Василий!

— Хорошее имя; у греков это значит — круль, говорят ученые. К сожалению, не имею в виду престола вакантного и… в ожидании прошу пана поставить в муштру наших пажей да шляхту надворную. Для совещаний — я к вашим услугам во всякое время, когда дома мы! — заключила она, примерно налегая на последние слова. — Так это дело конченное, если вы принимаете!

Вася поклонился. Она указала стул против кровати — сесть. Он сел с поклоном.

— Поговорим еще о чем-нибудь: я скучаю. Не знаешь ли, пан, средства прогнать хандру? С некоторого времени гостья эта часто посещает меня, несчастную.

— Развлеченье предписывают врачи от такого недуга, — спокойно отозвался Холмский.

— А ты испытывал это средство? — так же спокойно, казалось, спрашивает новая патронесса героя.

— Испытывал — довольно!

— И проходит хандра?

— Проходит, когда займется ум чем-нибудь важным, когда его охватит необходимость во что бы то ни стало вырваться из затруднений…

— Ты счастлив, если испытывал и находил достаточным такое леченье от хандры. Нужно, может быть, для этого еще что-нибудь… страх, может быть… Ты испытывал уже, конечно, страх?

— Я не поддавался ему, и страх всего меньше может изменить, я думаю, скуку. Я знаю другие средства: дело и долг.

— А страсть бывала для тебя долгом?

— Она ставила меня на край гибели, но… долг пересиливал и… спасал меня.

Княгиня Позенельская поднялась с подушки, отбросила назад хлестнувшие ее по шее волосы и провела рукой по лбу, будто что припоминая. А сама все глядела в глаза своему новому гофмейстеру: так ты, пан, из таких?.. Поздравляю! Сделаем опыт… со временем.

Подали письмецо, надушенное венецианскими благовониями, с гербом под короною. Позенельская быстро пробежала и бросила письмо на пол.

— Вечно меня беспокоят глупостями! — вспылила она так, что на нежном румянце щек выступили белые пятна. — Как будто очень нужно мне знать, что Александр едет со своим великим ловчим на полеванье?!

— Ответа ждет посыльный.

— Пусть скажет, что радуюсь удовольствию пана круля и желаю ему затравить побольше заек.

Пауза. Холмский встал. Ему дан знак сесть снова.

— Так ты испытал, говоришь, пан, многое уже? Дай руку, я посмотрю на ладонь твою.

Позенельская обратилась в воплощенное внимание. Долго смотрела она перекрестные линии черточек на ладони Холмского и наконец засмеялась приветливо.

— Я вижу, что пан счастлив: разом три вздыхательницы!..