Нестор Кукольник - Иоанн III, собиратель земли Русской

Зоя уже давно оправилась и казалась совершенно покойною. С ласковою улыбкою отвечала она:

— Князь молод, но зрелость врожденного ума, несмотря на лета, кажется, делает для него излишним попечительство няни. Притом же я не могу быть беспристрастна к его поступкам.

— Это почему? — спросил Андрей.

— Потому, что вчера он возвратил меня к жизни; сегодня, с опасностью собственной жизни, вынес меня из пламени; без него, Андрей, я оплакивала бы мужа в первый день свадьбы… Кто знает, а мне говорит сердце, что он тому назад несколько мгновений в третий раз спас меня, если не от смерти, то от большой опасности…

— Что ты, Зоя? — спросил тревожно Андрей, сомнительно поглядывая на Васю.

— Дивлюсь прозорливости твоей супруги! — сказал князь Вася, как-то успокоенный степенным, важным тоном речей Зои. — Уверять не смею, но, пожалуй, этот фряжский нож был назначен в подарок или тебе, или твоей супруге.

Все в ужасе привстали, стараясь взглянуть на оружие…

— Неужели мистр Леон?.. — спросил Андрей, побледнев.

— По всему кажется, хотел тебя отправить к Меотаки, только другим путем… Мы с Митей знаем много…

— Ничего я не знаю… — поспешно перебил Ласкир. — Все, что я слышал, так только то, что он влюблен в Зою до безумия…

— Ну, так пускай же себе с ума сходит… Завтра мы уедем, тогда пусть хоть повесится. Лишь бы до отъезда он не ухитрился, надо принять меры…

— Меры приняты, и меры эти надежны.

— И опять ты! Так какое же ты дитя, скажи, сделай милость? Ты распоряжаешься как зрелый муж: вот и покрывала с женщин ты же снял ловкой хитростью; Иван, я думаю, теперь зол на тебя, да нечего делать.

— Клянусь, нимало, — сказал Иван по-гречески. — Что, эти господа знают по-нашему?..

— Которые?..

— А вот эти, что сидят зажмурясь…

— Нет!

— Ну, я от них только и прятал детей, а то все свои родные или близкие знакомые; им видеть мое семейство не в диковинку, а эти сами не смотрят, так все и в порядке. Впрочем, они, как видно, люди скромные, я боюсь подлипал, особенно знатных; притом же на Москве, в чужой стороне…

— Вот, например, Ощера… — сказал боярин Ласкир. — Хилый старик, гриб, а чуть заслышит про красавицу, изо всех сил бьется, чтобы видеть. Что он Хаиму Мовше денег переплатил, чтобы видеть жену оружейника Мирули, которую никто не видал во всей слободе. Как только Ощера не очередной у дверей Золотой палаты, так уж наверно у нас на слободе. По сану он себя считает мне равным, хотя он за шутовство боярином сделан, а я и в Цареграде был тысяцким, но по московскому чину мы равны. Вот он после каждой неудачи ко мне закусить заезжает, я уж и дома не сказываюсь…

— Ко мне также стал ездить, — сказал Рало, — Но я ему наотрез сказал: отваливай!

— Ну, этому и я не покажу Зои. Не потому, чтобы я боялся его, а так, чтобы всякая дрянь не могла рассуждать о красоте жены Андрея Палеолога…

— Мы от государя великого князя к царевичу Андрею Фомичу присланы… — раздалось в сенях.

— Что я слышу? — вскричал хозяин, вскочив и набрасывая фаты на дочерей. — Зоя, покройся и ты!..

Двери отворились, и первый вошел Ощера, высокий, худощавый старик; несмотря на старость, он старался держать себя молодцом; когда пошатывался, всегда жаловался на камчугу, которой его в молодости колдунья испортила. За ним Мамон, в виде огромной бочки, заткнутой сверху небольшою чекою, на которую походила голова его, тонувшая в тучных плечах; оба в парчовых шубах и куньих шапках.

— Мир дому, пиру разгул, веселье сердцу, надо всем благословение Божие, — сказал Ощера, кланяясь…

— Хлеб-соль, — прибавил Мамон. — Да не оскудеет сладость пищи и пития.

— Благодарю! Что скажут мне великие бояре?..

— Не мы, где нам, а говорит великий государь наш и всея Руси устами подлых рабов своих и дары шлет. Только мой дар супружнице твоей, а Мамонов тебе…

— Так моя речь и впереди, пошел-ушел. Шлет тебе государь на дорогу походную поварню с кладовою, там есть и сушеное мясо, и сыры, и пироги, и разное съедобное от стола государева, и скоровары медные, и блюда, и весь снаряд столовый, пошел-ушел!

— Со слезами благодарю не столько за дар, сколько за великую честь и внимание. Что скажет теперь боярин Ощера?..

— Не тебе, а твоей супружнице…

— Вот она…

— А я почем знаю, она ли это или нет, туда-сюда?..

— Ты меня обижаешь, боярин…

— Тут нет никакой обиды. Ведь я должен же знать, туда-сюда, кому государево слово передал и подарок отдал. Можно всякую куклу закутать, так я ей и кланяйся, туда-сюда…

— Но разве ты не знаешь обычаев?..

— Есть случаи, где можно допустить исключения… Настоящий случай такой и есть…

— Я этого не вижу. Кажется, мне лучше знать, жена ли моя или нет возле меня сидит… Так не угодно ли тебе, боярин, слово твое ей передать…

— Не угодно и не могу, пока покрывала не снимет… Я не верю, что она…

— Если так, — сказал Ласкир, встав, — то мы все утверждаем, что эта женщина истинно супруга Андрея Фомича Палеолога…

— Что, взял? — сказал Мамон тихо Ощере. — Перестань торговаться, пошел-ушел: видишь, на столе-то и блюд мало осталось, а пока ты будешь упрямиться, все съедят; ведь у молодежи желудки вострые…

— Не могу. Непристойно, Андрей Фомич, посла царского так принимать. Мне указано…

— Отдать походную ученую лошадь, — перебил с досадою Мамон. — Чтобы супруге твоей было на пути покойно и чтобы ехала она, как жене царевича надлежит, пошел-ушел. Вот и все тут.

— Милость великого государя, — раздался серебряный голос Зои, — милость, ничем не заслуженная, ко мне, недостойной и темной жене, проникла до глубины сердечной. Признательно целую прах стоп столь великого государя, и да позволит мне возносить о нем к Господу ежедневную молитву…

Ощера совсем оттянул себе шею. Слушая Зою, он как будто хотел прорваться сквозь покрывало взорами, чтобы увидеть те уста, которые говорили таким сладостным голосом. Андрей с умыслом молчал несколько времени, чтобы дать гостям возможность подолее насладиться забавным положением Ощеры.

— Итак, великие бояре, — наконец сказал он. — Вы слышали выражения нашей искреннейшей благодарности. Передайте их брату Иоанну, а сами примите нашу признательность за труд, который вы приняли на себя. В ваши лета нелегко ездить в Греческую слободу. Душевно благодарим вас и не задерживаем.

— Как, что? — спросил Мамон. — То есть, пошел-ушел, куда хочешь…

— Следственно, я не увижу?.. — спрашивал себя Ощера…

— Не пора ли нам уже и ехать, — сказал Андрей, выходя из-за стола. — Кажется, уже и луна взошла… Так и есть! Грустно расставаться, но пора!

И гости догадались, встали, женщины ушли; Мамон невольно подвигался поближе к столу, но взбешенный Ощера не дал ему и посмотреть на знаменитые яства, схватил за руку и сказал: