Александр Струев - Царство. 1951 – 1954

— Слава Богу! — обнимая Георгия Константиновича, прослезился Маленков.

— Закрыли гада! Крепко закрыли! — подтвердил Жуков и подсел к столу.

— Рюмку? — предложил Молотов.

— Не откажусь.

Дождь закончился. С неба ласково светило торопящееся к закату солнышко. Окна распахнули, и свежесть, оставшаяся после грозы, заполнила зал чистотой и молодостью. Проникающий с улицы свет, отражаясь в бесконечных зеркалах, вделанных в стены, безгранично расширял пространство. Лица сидящих за столом напоминали физиономии раскрасневшихся нашаливших детей, глаза их светились.

— Предлагаю за успех операции! — предложил Хрущев. — За товарища Жукова! Он у нас герой, реальный герой, боевой — за тебя, Георгий Константинович!

Все встали и дружно выпили, даже Булганин, который уверял, что крепкого пить не станет, не удержался и потребовал коньяка.

— Самое сложное было в Кремле охрану заменить. За это Серову спасибо. Если бы охрану не поменяли, пришлось бы к Берии штурмом врываться, а так мы к нему тихо подкрались! — рассказывал Жуков. — Берия глазам не поверил, когда я с генералами у него в кабинете оказался. Увидев нас, он опешил: «Вы тут откуда? Кто звал?!» Я ему наган в брюхо: «Шагай за мной! Рыпнешься — продырявлю!» Москаленко пистолет к другому боку приставил. На всякий случай обыскали, никакого оружия не нашли, и портфель пустой. Очень удачно вывели Берию из здания и в машину, между мной и Москаленко втиснули. Серов предложил его на пол положить и чуть ли не на голову ему сел! — хохотнул маршал. — «Гони»! — ору водителю. Из Кремля выезжаем, а куда ехать — черт знает! До конца план не продумали. «В здание Московского военного округа!» — командую. На гауптвахте его запереть решил.

Как из Спасских ворот выехали — шофер по газам! Берия на полу заелозил, хочет выглянуть. Серов ему: «Лежать!» У нас спереди идут два «ЗИМа» и сзади один пристроился. Батицкий, Москаленко и Серов свои машины с автоматчиками на набережной держали. Сидим молча. Через Москву-реку переехали, а пистолеты по-прежнему наготове. Берия, конечно, понял, что ему хана! — ехидно улыбнулся военачальник. «Позвоните Маленкову, разыщите Хрущева!» — визжит. Москаленко ему под дых: «Застрелю!» — и шляпу на глаза нахлобучил. Лаврентий сдрейфил, затих. Мы от Кремля уже далеко отъехали.

Привезли его в здание Московского военного округа, ворота сразу на замок. Машины в гараж попрятали, чтобы не светились, и, главное, чтобы никто не догадался, кого привезли. Берию, не мешкая, в подвал поволокли. Гауптвахту от арестантов пришлось очистить, — продолжал Жуков. — Ради такого случая я собственной властью всех на волю отпустил.

— Правильно! — одобрил Хрущев.

— Потом мои десантники прибыли, четыре грузовика, не солдаты — звери. Их в оцепление поставили. Как за Берией мы поехали, отдал приказ Кантемировской дивизии на Москву танки выдвигать. Времени дал два часа. Комдиву пригрозил, что если опоздает, разжалую в рядовые! Танки из ангаров по тревоге сквозь закрытые ворота выезжали и прямым ходом сюда, — заулыбался Жуков. — Уже по Кутузовскому шуруют! Если будет сопротивление, я приказал прямой наводкой бить, не разбираться. Скоро дивизия по городу рассредоточится. Москаленко движение танков координирует и за охрану здания Московского военного округа отвечает. Так что Берия в надежном капкане. С танками два полка пехоты. Они тоже под Москаленко. А в самой тюрьме генерал Батицкий за старшего, он прямо в соседней камере расположился.

— Вот тебе и Берия! — с нескрываемой радостью произнес Каганович.

— Когда его в железную клетку заперли, стал верещать как резаный: «Это заговор! Я — первый заместитель председателя Совета министров! Я министр внутренних дел! Соедините с Маленковым, доложите Булганину!»

— Это меня! — икнул Булганин. В руках у него был очередной фужер.

— Ну, мы тебе уже доложили! — похлопал его по спине Хрущев.

— Что за стрельба на Садовом была? — поинтересовался помолодевший от счастья Маленков.

— В бериевском доме охрана сопротивлялась. Добили негодяев.

— Дома у Лаврентия, наверное, переполох? — предположил Маленков.

— В таких вещах без паники не обходится, — развел руками маршал.

— Да х… с ними! — зло фыркнул Каганович. — Ты, Георгий Константинович, расслабься, закуси! — и подставил ему рюмку.

— Я, товарищи, хочу за Никиту Сергеевича поднять, — вставая, проговорил полководец. — По существу, это его победа. Он дело организовал, операцию подготовил и последнюю команду отдал. А мы, как честные солдаты, приказ выполнили. За тебя, Никита Сергеевич!

Члены Президиума встали и стоя выпили за Хрущева. Никита Сергеевич был растроган. В глубине души он только и надеялся, что на Жукова. Не было бы Жукова, ничего бы не получилось, была бы одна говорильня, а по итогу — предательство. Когда долго разговариваешь, тянешь, ничего путного не получается. «В нашей стае хищников вожаки — я да Жуков, — подумал Хрущев, оглядывая разгоряченных товарищей. — А третьего хищника сегодня в клетку заткнули!»

— Спасибо за хорошие слова, дорогой Георгий Константинович! Дай я тебя расцелую! — Никита Сергеевич подошел к военному и трижды его поцеловал. — Без тебя, без твоих отважных орлов ничего бы у нас не вышло! Вы, по существу, Кремль взяли. Вам слава! Ура!

— Ура-а-а-а!!! — прокатилось по залу.

Члены Президиума поочередно подходили сначала к маршалу, затем к Никите Сергеевичу, благодарили, жали руки. Булганин подошел к Жукову последним и прямо повалился на заместителя.

— Как я тебя люблю, Георгий Константинович! Если бы не ты, мы бы сейчас крыс кормили. А я бы первый. Смотри, и Маленков от радости плачет!

— От радости, от радости! — часто моргая, подтвердил взволнованный председатель Совета министров.

Булганин слюняво расцеловал маршала.

— Мой ты родной!

— Предлагаю за стол, закусить, а то у нас — сплошное пьянство! — распорядился Никита Сергеевич. — Подсаживайтесь ближе!

Победители расселись, метрдотелю велели подавать горячее.

Теперь мысли каждого стремились проникнуть в будущее, разгадать, что ждет дальше, как будет организовано государственное устройство, с кем рядом идти? Некоторые пытались отмахнуться от этих назойливых мыслей, пытались отложить их хотя бы до утра или, в крайнем случае — до ночи, — не получалось! Мысли эти давили, захлестывали, переполняли, но радость победы все равно оставалась великая.

— Что с Василием делать будем? — поинтересовался Хрущев.

— С которым Василием? — вскинул брови Маленков.

— Со Сталиным.

— Этот пусть посидит! — процедил Молотов. — Пусть сперва спесь сбросит, а как сбросит, тогда посмотрим!

Молотов хмурился, вспоминая свою истерзанную ГУЛАГом, постаревшую на сто лет, некогда энергичную, жизнерадостную жену, которую после смерти отца народов еле живую доставили в кремлевский кабинет Лаврентия и передали на руки мужу. Молотов всей душой ненавидел коварного тюремщика Берию, а еще злее — своего мучителя-друга, непогрешимого борца за «человеческое счастье», великого Сталина. Ненавидел за жену, за себя, за все, что тот совершил с народом, со страной, превращенной в бесконечный полигон его прозорливых идей. И сейчас, когда речь зашла о разнузданном сталинском отпрыске, Молотов от возмущения позеленел — как он ненавидел змеиное сталинское семейство!