Саймон Скэрроу - Братья по крови

Отон в седле обернулся к Веллокату:

– Ты мне сейчас понадобишься.

Тот кивнул и, пришпорив лошадь, обогнул Поппею и поехал рядом с трибуном. Под копытами застучал подъемный мост, и всадники через ров проехали по нему в ворота. Путь им преградил строй копейщиков, остановившись перед которыми, Отон зычно объявил:

– Мы гости королевы Картимандуи! Расступитесь!

Его слова старшему из воинов – рослому, с проседью длинных, охваченных кожаным ободом волос – перевел Веллокат. Воин не сводил с конного римлянина суровых глаз, а затем что-то произнес.

– Это Траб, начальник личной стражи королевы, – пояснил Веллокат. – Послан сюда, чтобы проводить нас в чертог.

– Тогда поблагодари его, – со степенным поклоном головы сказал Отон, – и проси провести нас.

Сопровождение выстроилось по обеим сторонам от всадников, а Траб зашагал впереди. В противоположность поселку, внутренняя часть крепости была гораздо более упорядочена. Хижины и домишки располагались вдоль пояса внутренних укреплений, а перед королевским чертогом оставалось большое открытое пространство. Сбоку на нем упражнялась пара десятков человек, имитируя поединки под надзором жилистого немолодого воина, голый торс которого был испещрен синими татуировками. Еще шестеро воинов, в охристых туниках и с копьями, стояли караулом при входе в чертог и встали заслоном перед открытыми дверями, как только завидели приближение через площадку.

Катон огляделся, подмечая детали, особенно те, которые позднее могли бы сослужить возможную пользу. Сбоку от чертога тянулись две линии коновязи, где вперемешку с лошадьми стояла большая группа людей, весело и громко обмениваясь приветствиями. А за ними у стены виднелась телега Септимия; Катон на ходу мельком различил и его самого, занятого болтовней с кем-то из прибывшей знати.

– Видно, те, которых мы углядели дорогой, – рассудил Макрон.

– Похоже на то.

По другую сторону чертога ютились хижины поменьше, располагаясь вокруг костровых ям с рогатинами для вертелов. Там женщины разделывали барашков и свиней, а дети охапками бросали в ямы хворост для растопки.

Между тем Траб подвел гостей к чертогу, после чего повернулся и жестом указал спешиться. Двое его людей выступили вперед взять под уздцы лошадей, в то время как римляне, бряцая доспехами и оружием, соскакивали на землю. Макрон, потягиваясь, огляделся, и взгляд его остановился на фасаде чертога. Притолока над двумя дверьми представляла собой сплошную балку из дуба, всю в резных фигурках лошадей и витом орнаменте, распространенном у кельтов.

– Добрая работа.

– Ну да, – согласился, подняв голову, Катон. – Хоть какое-то разнообразие по сравнению с черепами, что в ходу у других племен.

– Ничего, дай им только время…

Отон взял Поппею за руку и повернулся к своим спутникам:

– Держимся спокойно, чинно, благородно. Мы здесь гости.

Макрон поправил на голове шлем, чтобы сидел ровнее.

– Главное, чтобы они это помнили, господин трибун.

Вдохнув всей грудью, тот лучисто улыбнулся жене и, повернувшись, вместе с нею тронулся ко входу в чертог, стараясь ступать с максимальной собранностью и достоинством. За ним двинулись остальные: Макрон, Катон и Веллокат рядом друг с другом, а телохранители замыкающими.

После яркого солнечного света лица овеяло сумеречно-прохладное дыхание огромной пустоты внутри зала. В нем было довольно светло, хотя не горело ни светильников, ни жаровен. Постепенно стало ясно, что освещается чертог снаружи: сквозь специально прорубленные наверху на расстоянии друг от друга дупла-окошки, откуда золотистыми снопами бил горячий солнечный свет. От этого в помещении стояло некое призрачное сияние, в котором, сверкая на свету, танцевала радужная пыль вперемешку с насекомыми. Пол был вымощен гладкими сланцевыми плитами, по которым сапоги и калиги римлян стучали подчеркнуто звучно, вторя габаритам чертога. Вдоль стен по обе стороны безмолвно стояли десятки людей, мужчины и женщины племени. Широкий проход посередине тянулся к дальнему концу зала, где на каменном постаменте возвышался большой деревянный трон. Располагался он под обширным окном в кровле, золотистый свет из которого, падая под углом, освещал половину трона. На нем в несокрушимом безмолвии восседала высокая стройная женщина с гривой рыжеватых волос, которые словно светились, обрамляя тонкие черты лица. Картимандуя. На вид ей было сорок с небольшим.

В зале царила полная тишина – ни шепота, ни вздоха, – и в этом каменном молчании римляне со своим переводчиком мерно прошагали вдоль всего зала и приблизились к королеве бригантов, самого могучего племени Британии. Справа от нее стоял статный воин, волосы которого, сплетенные в косы, ниспадали на шитую узорами рубаху; из-под нее выпирали мускулы. Скрестив на груди руки, он дерзко, с безмолвным вызовом смотрел на гостей. В нем безошибочно угадывался Венуций. Приближаясь к трону, трибун Отон замедлил шаг и остановился, не доходя до ступени, ведущей на престол. Королева сейчас находилась не более чем в семи шагах, и отсюда было видно, что она довольно красива, хотя молодость ее, безусловно, была уже позади. Темно-карие глаза смотрели с зоркой проницательностью, а высокие скулы выдавали изящную породистость. Она, в свою очередь, вдумчиво оглядела римлян, начав с Поппеи и на ней же остановив свой взгляд.

Трибун почтительно склонил голову.

– Приветствую тебя, владычица Бригантии. Я – Марк Сильвий Отон, старший трибун Девятого легиона. А это моя супруга Поппея Сабина.

Последняя чопорно склонила голову.

– Со мною мои офицеры: командир Второй Фракийской алы префект Квинт Лициний Катон, и центурион Четырнадцатого легиона Луций Корнелий Макрон.

Командиры отсалютовали.

– Сюда мы явились по приказу полководца Остория, который шлет тебе и твоему народу теплый привет и заверения в дружбе. Прибыли же мы для того, чтобы заключить под стражу врага Рима, а значит, нашего общего врага.

Губы Картимандуи тронула улыбка. Вместо ответа она повернулась к Веллокату и обратилась к нему властным, неожиданно глубоким и зычным для женщины голосом. Веллокат, быстро подшагнув к трону, опустился на одно колено и торжественным голосом произнес слова приветствия. Королева обратила на него вкрадчиво-нежный взор, а уголки ее губ на мгновение поднялись в удовольствии. Подавшись вперед, она протянула руку и ласково притронулась к его щеке. Глаза Катона скользнули по тому, кого он считал Венуцием; тот взирал на Картимандую и ее молодого фаворита с холодной неприязнью.

– Да у них любовь, – шепнул Макрон. – И она этого особо не скрывает.

Картимандуя приняла свою прежнюю позу, остановив взгляд на трибуне. Какое-то время она молчала, а вместе с ней молчал и зал, так что вновь прибывшие чувствовали на себе сотни потаенных глаз. Затем королева что-то сказала Веллокату, на что тот кивнул и, встав на ноги, опять занял место возле римлян. Тогда Картимандуя заговорила во всеуслышание, а Веллокат начал переводить ее слова трибуну и его спутникам.