Серо Ханзадян - Царица Армянская

Я правильно тебя понял, царица?

— Может, и да.

— Как бы то ни было, во мне нет зла против тебя. Хотя слышу я каждый

день столько всего недоброго о твоих деяниях...

— Помнишь тот страшный день в храме, когда ты спас меня от жрецов?..

Может, забыл, а? Но я-то — нет.

Опять напоминает, как он некогда, нарушив существовавший обычай,

противостоял тому, чтобы ее девственность была принесена в жертву

храмовникам. А потом... Потом вся жизнь — не жизнь. И чего же она теперь

все укоряет?.. Зачем?.. Знала бы, какая беда на нее надвигается...

— Вырвав меня из лап осквернителей, сам ты и пальцем ко мне не

прикоснулся. Боялся?.. А я, может, очень даже этого желала... Не

воспользовался возможностью, не сорвал с меня пояса девственности, хотя я

пьянила и влекла тебя.

Таги-Усак вскочил и взмолился:

— Избавь меня, жестокая! Избавь! Освободи от служения тебе, чтоб мне

больше не видеться с тобой! Пусть другие жеребцы и быки пируют и

наслаждаются в твоих кущах, в блаженном дурмане твоих райских чар! О

Эпит-Анаит, освободи меня! Молю, освободи!..

Мари-Луйс вскинулась, ноздри у нее затрепетали, как у резвого скакуна

в галопе.

— Ни за что! Поскольку я еще не свободна от адских мук, ты тоже

должен разделять со мной страдания! — крикнула она и в изнеможении рухнула

в кресло.

Воцарилось долго молчание. Таги-Усак дрожал от бессильной злобы и все

думал: сказать или не сказать?.. Пожалеть царицу или вытряхнуть перед ней

мешок сплетен, окунув ее в новое страдание?..

Мари-Луйс, чуть оправившись, спросила:

— Ты что-то имеешь сообщить мне, жрец Таги-Усак? В тебе полыхает

огонь...

— Имею, — кивнул он, ощутив при этом нечто вроде головокружения и

некоторого помутнения разума. — Имею...

— Чувствую, весть горькая?..

— Как яд...

— Ну говори же!..

Таги-Усак, едва сам себя слыша, промолвил:

— Ходят слухи, что дитя твое не имеет сходства с царем-супругом,

Мари-Луйс. Я пришел, чтобы предостеречь тебя...

Мари-Луйс не выказала ни испуга, ни удивления. Она чувствовала себя

сильной, царицею на троне, напротив сидел утративший былое достоинство

ничтожный человек.

— Продолжай, продолжай, жалкий раб! Только на коленях, слышишь? Не

забывай, что ты у царицы.

Ноги у Таги-Усака как подломились. Он упал на колени и снова сказал:

— Твой сын не похож на Каранни. Говорят, что ты зачала его от другого

мужчины...

— Да, да, от другого!..

— Будто бы от хеттского жреца!..

— От хеттского жреца? Которого потом своими руками умертвила? Не так

ли?

— Да, убила его с целью навсегда похоронить страшную тайну.

Мари-Луйс промолчала.

— Ты совершила ужасное, царица! — в безумном исступлении бросил ей

Таги-Усак. — Блудница! Прижила ребенка на стороне! Да ты и не мать! Нет,

не мать!..

Она подняла руку и, указывая на дверь, крикнула:

— Вон отсюда, негодяй! Вон!..

Пятясь назад, Таги-Усак выдавил из себя:

— Арванд Бихуни тому свидетель! Арванд Бихуни!..

* * *

В полночь двери покоев царицы растворились, пропуская Каранни и

верховного жреца Арванда Бихуни. Оба поздоровались: верховный жрец —

поклонившись ей, а Каранни — обняв супругу.

— Ты чем-то встревожена, дорогая?

— Да нет, отчего же, — спокойно, даже с нежностью сказала царица. —

Просто ко мне тут явился один негодяй, и было после него не по себе. И

одиночества стала бояться. Хорошо, что ты пришел! — И, обращаясь к

верховному жрецу, добавила: — Милости прошу. Хоть в Хагтариче ты и не

почтил меня присутствием, когда я карала преступивших наш указ жрецов, но

я продолжаю считать тебя другом и счастлива, что удостоена чести принять в

моем доме столь знатного мужа. Прошу. Я очень хотела тебя видеть, Арванд

Бихуни. Ты свидетель нового события, задуманного с твоего благословения и

вполне достойного тебя. Покорнейше прошу, досточтимый свидетель!..

Царице вполне удавалось казаться веселой и непринужденной. Но только

казаться. То, что она услышала от Таги-Усака, кинжалом вонзилось в

сердце... Выходит, враги не дремлют в своей злобности. Одного за другим

одурманивают ее друзей и приближенных. Но и этого им мало. Пустили дикий

слух о незаконнорожденности сына...

«Я понимаю, куда вы гнете, негодяи! О великий жрец, свидетель своей

же гнусной лжи, которую спешишь разнести повсюду?! Что ж, садись,

мерзкопакостный гость, посмотрим, чья мать родит сына...»

Мари-Луйс незаметно подала знак, чтоб привели ребенка, а сама

занялась гостями.

Арваид Бихуни выразил ей свое одобрение по поводу того, как она

расправилась с предводителем мятежников.

— И ведь рука у тебя, божественная, не дрогнула, когда ты снесла

голову Арбок Перчу. Нежное существо, женщина-мать, а рука не дрогнула,

нет.

— Ты прав, Арванд Бихуни, верно, что не дрогнула, — поддакнула

Мари-Луйс — Она у меня натренирована в борьбе с врагами моего супруга. Не

счесть, сколько довелось ей обезглавить их, передушить, перебить. И

надеюсь, впредь мне еще предстоит сразить не одного врага моего царя. Ты

согласен с этим, Арванд Бихуни?

— Ну конечно же! — поспешил подтвердить великий жрец. — По отношению

к врагам следует быть неумолимым и беспощадным. Не так ли, царь наш?

— Я хвалю тебя, Мари-Луйс, за мужество, — сказал Каранни. — Но иногда

пугаюсь при мысли о том, что могло произойти, если бы ты вдруг не

рассчитала и разбойник разгадал бы твою задумку? Но нет, нет! Такого не

может быть!.. Живи вечно, моя царица!..

Отец не заметил, как сын вошел и кинулся к нему. Только ощутив у себя

на шее тепло детских ладошек, он понял, что его обнимает дитя. А мальчонка

уже приговаривал:

— Ты мой конь, мой резвый скакун! Поиграй со мной!..

И отец уже ничего не видел и не слышал, кроме сына. Мари-Луйс с

трепетом душевным наблюдала за обоими. «О богиня Эпит-Анаит, ты милосердна

и чудотворна! — мысленно взмолилась она. — Смотрите, все люди, смотрите,

как мой сын похож на своего царя-отца! Они оба как две капли воды. О

клеветники, мой меч источится на ваших загривках! Погодите же!..»

Арванд Бихуни сжался в комок на диване, куда его усадили, и хищно

взирал на играющего с отцом ребенка. Безумная злость полнила его глаза

змеиным ядом. Он дрожал как в лихорадке.

Царица все видела, понимала и была довольна тем, что ему явно не по

себе. Она подошла и тихо опустила руку на его плечо. Верховный жрец

вздрогнул и от неожиданности чуть не лишился сознания.

— Ты болен, да? — спросила она с деланным участием в голосе.

— Нет, — пробормотал в ответ Арванд Бихуни. — Хотя этой ночью я в

храме несколько промерз. Но ничего, пройдет...