Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883

Не смотря на летний сезон, Борис снял для себя на несколько месяцев мансарду в доме одного давнего приятеля, так кстати встреченного около Знаменской площади по самом приезде. Тогда Фролов—младший не стремился к особому комфорту, главное есть крыша над головой и стол.

Выяснилось, что последние три дня Борис не выходил из дому, ссылаясь на плохое самочувствие и ждал письма от отца. Окружающие подтвердили, что в ночь убийства Фролов—младший вернулся из столицы только под утро. Подозрение начало перерастать в уверенность.

– Вот и искомый преступник, – потирал руки Жуков.

– Не совсем так, – возразил ему Лерман, – если Борис не выходил из дому в течении трёх дней, то как он мог…

– Договаривайте, Пётр Павлович, убить Семёнова?

– Да.

– Ну, труп Семёнова мы не нашли, а значит он, может быть, жив…

– Не может, – перебил Мишу Лерман, – при убийстве взята не слишком уж значительная сумма, больше мы обнаружили на квартире унтера.

– А драгоценности?

– Сомнительно, чтобы из—за этого сбежал Семёнов, слишком мелкий повод.

– Но ведь мог Борис незаметно отлучиться, встретиться с городовым не в столице, а где—нибудь в другом месте? Ведь мог?

– Да, имел такую возможность, но…

– Вот именно «но».

– Проверить надо Бориса до полной уверенности либо в его виновности, либо непричастности к делу, – подвёл итог Иван Дмитриевич, – нельзя сбрасывать со счётов других наследников.

– Иван Дмитрич, так никого и не осталось, Пётр Фролов в Германии, сестра Александра, здесь вообще её исключить можно из списка, женщине такое совершить и притом перенести трупы не под силу, её сын студент, тот, – Жуков только махнул рукой, мол, с наследниками разобрались, остался только один и всё указывает на него – на Бориса.

– Как бы то ни было, проверяем Бориса, а вы, – Путилин обратился к Лерману, – соберите сведения по племяннику, – и заглянул в копию духовной, – Антонину Поплавскому.

Об Антонине отзывались, как о способном студенте, который ещё внесёт свою лепту в развитии юриспруденции в России. Ничего плохого добавить не могли. Усидчив, смекалист, вдумчив, то есть с такими характеристиками сразу на службу в какой—нибудь департамент и на высокий пост.

Дворник сказал только одно:

– Настоящий дворянин! – Видимо, в его устах это наивысшая похвала.

Сотоварищи по учению тоже ничего плохого сказать не могли, только один кинул вскользь фразу, мол, когда играет, через чур азартен, и тут же прикусил язык, мило улыбаясь. Видимо, жалел, что сболтнул лишнего.

Потом Лерман встретился и с самим предметом, о котором поручено собирать сведения. Сперва хотел познакомиться, как бы случайно, но потом отмёл вариант за излишнюю театральность.

Поплавский был среднего роста; но широкая грудь, необыкновенно саженные плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нем силача.

Лицо с правильными чертами, большие темно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови и русые волосы дополняли портрет студента.

– Не буду скрывать, что я – чиновник сыскной полиции, – сказал при встрече Пётр Павлович, – и у меня возникла необходимость с вами поговорить.

– Пожалуйста, я к вашим услугам.

– Вы слышали о преждевременной смерти ваших родственников?

– Мама мне говорила.

– Как вы отнеслись к их кончине?

– Извините, господин…

– Лерман, – подсказал сыскной агент.

– Господин Лерман, я очень редко их видел и их смерть для меня, словно чужих людей, вы извините за мою чёрствость, но я слишком мало их знал, чтобы рвать на себе волосы.

– Не скажите, как и где вы провели ночь три дня тому?

– Вы хотите меня спросить, имею ли я алиби на ночь убийства?

– Да.

– Значит, но мой счёт имеете подозрения? – Глаза Антонина потемнели и стали более звериными.

– Мы многих проверяем, – уклончиво ответил Лерман.

– Так вот, ночь убийства я провёл в собственной постели и подтвердить сможет сей факт только моя подушка и одеяло.

– Мне нравятся люди, умеющие ценить юмор.

– Я тоже, но не в восторге, что на меня падают подозрения в убийстве дядюшки и тётушки, которых я видел раза два в жизни.

– Тогда вам волноваться не о чем. Кстати вы знакомы с неким Семёновым?

– Семёновым? – Молодой человек пожал плечами. – Не говорите загадками, людей с такой фамилией пруд пруди.

– Семён Иудович Семёнов.

– Увы, не имел чести быть представленным.

– Вы, как будущий юрист, не хотите узнать, как были убиты ваши родственники?

– Господин Лерман, я повторюсь, но родственников видел раз—два в жизни, поэтому мне глубоко безразлично, как они умерли. Надеюсь, мои слова вы не сочтёте за простое равнодушие или, – на лице высветилась улыбка, – сочтёте за убийцу?

– Отнюдь, – Лерман внимательно смотрел на молодого человека, – убийца найден и, я думаю, вскорости будет арестован.

– И кто же он? – Неподдельный интерес блестел в глазах.

– Антонин, вы простите такое обращение, но вы сами юрист и должны понимать, что существует тайна следствия.

– Я же не настаиваю.

От беседы и даже присутствия молодого человека остался неприятный осадок, словно окунули Петра Павловича в не очень приятную на запах жидкость, поэтому он снова начал наводить справки о Поплавском и оказалось, что Антонин – заядлый игрок и не всегда остаётся в выигрыше.

– Вот недавно Тошка, – говорил о Поплавском один из приятелей, – полторы тысячи за вечер спустил. Зол был, в отчаянном положении.

– Заплатил карточный долг?

– Пока нет, да и срок пока не подошёл. Но говорит всё оплатит вовремя.

– Отлучался он в последние дни?

– Что вы имеете в виду?

– Поездку в другой город, – наобум произнёс Лерман.

– Да, – удивлённо сказал студент, – если не ошибаюсь, вчера ездил в Генсильфорс.

– Значит, говоришь, азартен.

– Ужасно, глаза дьявольским огнём горят, руки подрагивают, в общем в эту минуту его не узнать.

В самом деле, Антонин Поплавский утренним поездом вчерашним днём отбыл в столицу Финляндского Княжества и вернулся в довольно приподнятом настроении. Неприязнь к племяннику убитого усилилась и Лерман, вечерним поездом выехал в Гельсингфорс, имея список украденных драгоценностей из квартиры господина Фролова.

По приезде остановился в гостинице «Клейно», что располагалась на Торговой площади и с утра следующего дня занялся обходом ювелирных лавок и магазинов. Резонно рассудив, что человек впервые прибывший в город, не будет долго выискивать место, где можно продать ювелирные изделия, а выберет места, расположенные рядом с вокзалом. Ещё в Петербурге Пётр Павлович установил, что студент Поплавский ранее в Генсильфорсе не бывал. Только в пятой лавке ювелир бегло пробежал глазами по списку с акцентом, растягивая слова, произнёс: