Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883

Надворный советник Иванов появился в девять часов. Несколько минут поговорил с дежурным чиновником, хотя ни словом не обмолвился о деле в Морском училище. По дороге в Путилинский кабинет поздоровался с Жуковым, тот все—таки похвастал, что почти в одиночку задержал вчера днем Митрофанова.

Иванов не стал расстраивать Мишу шуткой, похвалил и направился дальше.

Иван Дмитриевич расхаживал по кабинету взад и вперед. В последнее время болели ноги, но как не удивительно, но боль исчезала при ходьбе, вот Путилин и лечился таким образом. докторам показываться не хватало времени.

– Разрешите?

– Заходите, господин Иванов, надеюсь с хорошими новостями.

– Пока порадовать нечем, я смог проследить путь Шнейферова только до выхода из поезда, далее пока обрадовать не могу. Разрешите, сегодня продолжить изыскания.

– Продолжайте, Василий Андриянович, – Путилин в первый раз назвал надворного советника по имени и отчеству, – ваше мнение о господине Шнейферове?

– Неприятная личность. Больше добавить ничего не могу, видел его один раз и разговор состоял из нескольких слов. Извините, – и тоже назвал начальника сыскной полиции по имени и отчеству, – Иван Дмитриевич.

– Хорошо, жду от вас полного отчета.

После ухода Иванова Путилин остановился у окна, по улице ходили люди. Спешили по делам или только прогуливались, проезжали легкие коляски и тяжелые кареты, грохоча железными ободами колес по булыжной мостовой. город жил обыденной жизнью, не подозревая, что рядом ходит убийца или грабитель, коих должна ловить сыскная полиция, начальник которой стоит у окна и думает о Морском училище, сопоставляя полученные сведения, выискивая в них не только противоречия, но и заведомую ложь, стремление ввести в заблуждение. Казалось, простое дело, но указывает сперва на одного, потом на другого.

Почему не сказал правды Шнейферов. Ну, ладно он кинулся проверять, что могло пропасть, но зачем говорить о поезде, приезде, ведь такое проверяется довольно быстро. Может быть, он просто не подозревал об этом, тогда Генриха Карловича можно записать не в очень умных людей или здесь защита чести женщины, как пытался сделать Митрофанов? Сомнительно, ведь господин Шнейферов расчетлив, как все немцы. Проверка покажет, что все—таки скрывает титулярный советник на самом деле. Теперь стоит дождаться Лермана и Евсневича, что выяснят они.

Жуков со вчерашнего дня пребывал в превосходном душевном состоянии, как же, все только бегают по городу в поисках убийцы, а он его уже арестовал. Конечно, приятно, невзирая на недовольство жены, которая все больше и больше начинает отговаривать от службы в сыскном, ведь можно спокойно начать службу в департаменте дяди Семена Ефимовича, там и свободного времени больше, не надо ночами не известно где пропадать, при этом имея возможность нарваться на нож или пулю.

– А, Миша, – вместо приветствия произнёс Путилин. – давай поезжай—ка в анатомический театр университета, там доктор Остен делал вскрытие нашей убиенной, возьмешь у него акт, пока с посыльным пришлет, а так…

– Задание понятно.

– Постой. – крикнул вдогонку Иван Дмитриевич. – господин Остен – человек осторожный и иной раз лишнего не напишет, уточни, на его взгляд, в котором часу лишили жизни Сергееву, по возможности точнее.

– Бусделано, – и Жуков скрылся за дверью.

Доктор Остен, высокий господин с седыми висками и небольшой бородкой, сидел за столом. Акт он давно написал, теперь хотел вызвать посыльного, но в последние дни было много работы и усталость давала знать. Он уже взялся за колокольчик. Когда без стука вошел помощник Путилина. Доктор не любил бесцеремонных людей, но сейчас не придал большого значения выходке Жукова. Он, наконец, вспомнил фамилию.

– Вы за актом? – голос доктора звучал бесцветно, словно шорох сминаемой бумаги.

– Так точно.

– И как я понимаю, – опередил Мишу доктор, – Иван Дмитриевич просил разузнать обо всем, что не вошло в эту бумагу. – он опустил руку на лежащий перед ним акт.

– Вы совершенно правы.

– Тогда могу добавить, что я склоняюсь к тому, она была убита около полуночи, хотя я и пишу между девятью и двенадцатью, убита твердой рукой. Возможно, между женщиной и неким господином происходил разговор и убийца схватил первое попавшееся под руку. Этим первым оказался нож, отсюда я могу сделать вывод, что человек, совершивший это деяние, нервический, невоздержанный.

– Хорошо. А. – хотел спросить Жуков, но доктор его опередил.

– Убитая ко всему прочему была беременна.

На лице Миши проступило удивление, он ожидал чего угодно. Но только не таких слов.

– Да, да, беременна и приблизительный срок четыре—четыре с половиной месяца.

– Тогда может…

– Молодой человек, я могу высказывать соображения по поводу знакомого мне предмета знаний, а уж ваше, сыскного отделения, строить предположения и выстраивать картину происшедшего. Более мне добавить нечего, так и передайте Ивану Дмитриевичу. Самое главное забыл, убийца, видимо. порезал руку, когда ударил женщину ножом. следы остались от пальцем, я посмотрел. что это не могла быть кровь убитой.

– Значит, порезался и соответственно на руке должен остаться порез. Глубокий?

– Не очень, но свежий след должен остаться. ищите, пока не зажил.

– Непременно передам, – Жуков поднялся с места. Доктор протянул акт.

– Более вас не смею задерживать.

– Благодарю.

Вначале доложился Лерман, что господин Митрофанов говорит правду и весь вечер, почти до одинадцати часов провел в компании с Прокопчуком, с которым иногда встречается в трактире, это же подтвердили половые и другие работники, Люты примелькался в этом заведении в последнее время.

Евсневич получил подтверждение. что в самом деле Николай пришел в возбужденном состоянии к Ксении Михайловой с узлом в руках и с ней провел ночь, по большей части налегая на водку, так как хмель не брал и жаловался на жизнь, что теперь его могут заподозрить в преступлении, которого не совершал. Полицейским лишь бы кого арестовать.

Дело сдвинулось с мертвой точки, конечно, Митрофанов у Михайловой мог лукавить, но с другой стороны, если он совершил убийство, то зачем рассказывать о нем чужим людям, пусть даже женщине, с которой находится в любовной связи. Ведь он может с ней порвать отношения. А она в запальчивости или раздражении кому—то об этом сказать, и не исключена возможность, что такая весть не дойдет до ушей кого—нибудь из сыскных агентов. Можно сделать определенный вывод, что Митрофанов – вор, а не убийца. Отпускать пока его рано, пусть посидит в одиночестве, о жизни подумает, полезно.

Более подходящим кандидатом в убийцы несомненно являлся титулярный советник, по всей видимости державший Анну не только в качестве прислуги, но и вступил с ней в определенные отношения.