Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль

– Слышу разумные слова, Сергей Евграфович, – начальник сыскной полиции отхлебнул очередной глоток из чашки, демонстрируя Задонскому спокойствие, – знатный у вас чай, знатный, не из «Елисеевского»?

– Нет, нет, – рассеянно ответил хозяин, потом спохватился, – простите великодушно, о чем это вы?

– Чай не «елисеевский», говорю?

– Да, его.

После некоторого молчания Задонский с самым серьезным видом произнес:

– Господин Путилин, ваши увещевания имеют некоторые резоны, но для моей репутации одинаково неприемлемы, как и то, что вы сказали, как и то, что я сотрудничаю с сыскной полицией. Посудите сами, ведь вы ставите меня в двусмысленное положение?

– Сергей Евграфович, Сергей Евграфович, – укоризненно произнес Иван Дмитриевич, – не я поставил вас в такое положение, а исключительно вы сами. Я выполняю порученное мне Государем дело находить в империи преступников, неужели вы думаете, что заради очередного отличия на службе я буду возводить напраслину на честных людей?

Задонский молчал, только лицо побледнело. Ему не хотелось, чтобы сидящая напротив ищейка занялась серьезно его делами, которые, мягко говоря, не совсем

невинны с точки зрения закона и тогда можно подвести не одного человека. Можно пойти на определенную сделку, чтобы и имени, в случае чего, упомянуто не было. Задумаешься здесь, Путилин обладает медвежьей хваткой, вцепится – не отпустит.

– Что надумали, Сергей Евграфович?

– Такое не решается в одно мгновение.

– А я не тороплю, – Иван Дмитриевич почувствовал слабину, но давить более не стал, чтобы не перегнуть палку, сам же держал в руке чашку и время от времени подносил ко рту, – подумайте, допустим, до… вечера. Я к вам заеду, вот тогда и обсудим, – Путилин поднялся, показывая тем самым, что разговор завершен.

Назад, в сыскное Иван Дмитрич шел пешком в приподнятом настроении. Хотя дел в невпроворот, но иногда хочется глотнуть свежего воздуха, не то только на место злодеяния да к вышестоящему начальству на доклад. О себе подумать некогда, вот иногда и с постели быстро не вскочить, как бывало в прежние годы. То поясница ломит, то желудок о себе дает знать, то печенка бьет резким ударом под ребра, так на ходу и лечишься, а здоровья от такой суеты не прибавляется. Так хоть пройтись по городу, благо до сыскного – по Невскому, через Полицейский мост, а там недалеко и сыскное отделение. Всего —то четверть часа, а может чуток поболе, но приятно пройтись пешком, даже не взирая на болезни. Кости размять, о делах подумать среди шума и гама. Город растет, как на дрожжах, вот уже и до Наврской заставы дома добрались, Петербургская сторона, так на той каменные дома начали строить не в два – три, а в пять этажей, а Охта, а Лесной проспект…

Подниматься на этаж становится труднее и труднее, поэтому без поддержки перил не обойтись. Иван Дмитриевич медленно поднимался к себе на этаж, когда его окликнул дежурный чиновник, рядом с ним стоял Сергей Евграфович.

– Иван Дмитрич, – обижено сказал Задонский, – я говорю вашему церберу, что по частному делу, а он «не положено» и все тут.

– Пропустите, – распорядился Путилин и медленно, переступая со ступеньки на ступеньку, продолжил подниматься наверх. Его догнал более молодой Сергей Евграфович, начал тихо жаловаться, что, мол, он спешил, а его таким манером встречают, не порядок.

– Как же вы меня догнали?

– Иван Дмитрич, вы, как и прежде, предпочитаете ходить пешком, нежели прокатится с ветерком.

– Вы правы, мне более по нраву пешие прогулки, когда они не мешают службе.

– А я вот грешен, люблю, когда ветер в лицо и глаза закрываются от резкого морозного воздуха и чтобы непременно дух захватывало.

– Прошу, – Путилин открыл дверь, пропуская впереди себя гостя, – таким прекрасным чаем попотчивать вас не могу, но то, что он горяч, ручаюсь головой, – произнес хозяин кабинета.

– Покорно благодарю, Иван Дмитрич, но как вы понимаете, я не за этим приехал к вам.

– Это я понимаю, – Путилин повесил пальто и прошел к излюбленному креслу, – вы раздевайтесь, Сергей Евграфович, взопреете в такой наряде, – Иван Дмитриевич указал на тяжелую шубу из медвежьего меха с бобровым воротником.

– Благодарю за заботу.

– Присаживайтесь, Сергей Евграфович.

Задонский присел на краешек стула, не зная куда деть непослушные руки, которые были в состоянии лежать на коленях, а повинуясь нервическому состоянию хозяина то сплетались пальцами, то касались носа, то теребили густые темные волосы.

– Я долго думал, – наконец, нашел смелость произнести Задонский.

– Ой—ли!

– Иван Дмитрич, будьте любезны, не перебивайте меня, иначе я теряю мысль.

Путилин только кивнул головой и приготовился слушать.

– Ваше предложение, – теперь Задонский неотрывно смотрел на руки, словно из них черпал слова, – застало меня врасплох, да, да, именно, врасплох. Я понимаю. У вас есть все веские основания подозревать меня, оступившегося почти десять лет назад, но время идет и теперь я уже не тот, что прежде, и поэтому…

– Прежде, чем продолжите, Сергей Евграфович, я напомню вам, что слышали ли вы, хотя бы один раз, чтобы я кого—то огульно обвинил в преступлении или не без оснований начал следствие?

– Нет, но…

– Теперь послушайте далее, если я пришел к вам, то не без оснований и я не имею желания чинить вам козни и портить вашу репутацию, – Путилин смотрел в глаза Задонскому, решившему поднять взгляд на хозяина кабинета, но тут же опустил, – я хочу вывести на чистую воду убийцу, понимаете, убийцу, а что до ваших дел, то я не имею намерения организовывать судебное преследование, хотя вы сами знаете, что мне нетрудно это сделать, тем более мы живем в одном городе, где нет тайного, а есть вещи, которые хотят скрыть, но все тайное всегда выходит наружу. Надеюсь, вы поняли мое предложение правильно.

– Да, Иван Дмитрич, – после некоторого молчания произнес Задонский, за мгновение перебравший в голове множество вариантов, но самый безопасный получался в помощи Путилину. Не дай Бог, его рассердить, тогда стоит искать место потише, а переезжать из облюбованного города, который приносит немалый доход не хотелось, ведь не даром говорят, свято место пусто не бывает. Съедешь, а на твое место уж трое с ложкой. Издалека не получится делами заниматься, вот и остается, помочь Ивану Дмитриевичу. – я в вашем распоряжении, но лелею надежду, что мое бескорыстие не обернется во вред мне?

– Отнюдь, я избавлю вас не только от неприятностей, но и не позволю, чтобы ваше имя упоминалось ни в суде, ни тем более, в газетах.

– Благодарю, теперь—то вы мне расскажите о том, в какое приключение я буду втянут

– Всенепременно.