Валерий Язвицкий - Княжич. Соправитель. Великий князь Московский

На все это, также подряд, впятером опять, под звон гуслей-псалтырей нищие ответили:

Неожиданно подошел тут плешивый юродивый. Бьет он в ладоши, будто крыльями петух, кричит по-петушиному, клохчет, кудахчет по-куриному. Не понравилось это Ивану и Юрию, быстро пошли они прочь, а дядьки за ними, бросив нищим в шапку деньгу, где она звякнула о другие. Не скупились молящиеся, выходя из храма. Княжичи направились к большой башне – стрельне с воротами и подъемным мостом. Не доходя немного до ворот, встретили они князя Федора Шуйского, наместника кашинского, ехавшего верхом на коне к хоромам великого князя Бориса Александровича. Узнав княжичей, Шуйский спешился и отдал поводья сопровождавшему его стремянному.

– Будьте здравы, – сказал он, кланяясь.

– Будь здрав и ты, – отвечали княжичи и, отдавая поклон, нерешительно добавили: – Покажи нам, Федор Юрьич, стены и пушки, будь добр.

Шуйский пошел с мальчиками к воротам башни и, вызвав начальника караула, повел их по внутренним лестницам башни на широкие стены, рубленные из крепкого столетнего дуба.

– Наши стены, – говорил им, показывая дорогу, начальник караула, молодой еще пушкарь, – хоть и не каменные, как ваши московские, да крепостью и камню не уступят. Пушек же у нас больше, да и пушки много лучше. Вишь, вот какая, и ядра какие дородные к ней – каменные, железом перетянутые.

Княжичи, особенно Юрий, с жадностью разглядывали действительно большую пушку из толстых железных полос, сваренных между собою, а для крепости – с пятью приваренными к ней железными кругами-обручами. Первый, самый большой круг, – у самого дульного среза, а последний, самый маленький, – у казенной части, где заряд кладут. Между ними еще надето три круга разной величины, ибо пушка от казны к концу дула расширяется трубой. Васюк долго разглядывал пушку, даже щупал ее руками, заглядывал в жерло и пробовал качать двойные подставки, на которых лежит пушка. Особенно же он разглядывал стойки, наглухо к крепостной стене приделанные возле казенной части. Васюк даже поманил к себе княжичей.

– Верно, – молвил он, – пушки их подобрей наших. Вон тут как подогнано! На стойках-то железная заслонка никуда не отойдет. Вплотную она, а когда, значит, порох и ядро в пушке, а ты запалишь зелье, огонь от запала весь вперед пойдет, назад же разве чуть заметную искру выбросит. Дивно, княжичи мои, сие изделано, и пушка больно уж велика!

Молодой пушкарь засмеялся весело – доволен, что похвалили, – и снисходительно добавил:

– У вас пушки-то и пищали еще от старых времен.

– Вестимо, – вмешался князь Федор Шуйский, – еще прадед ваш, князь Димитрий Иваныч, под конец живота своего вывез от немцев арматы и огненную стрельбу. Дед твой, Василий Димитрич, тоже привез много пищалей железных, а наш государь и ныне из Немецкой земли все вывозит, что есть там доброго.

Ивану стало обидно.

– Приедем в Москву, – сказал он сурово, – тата велит фрязинам да немцам еще больше пушек привезти.

– Вот правда, Иванушка, – обрадовался Илейка, – дед твой часы самозвонные на дворе у собя поставил, а нонешний государь наш и огненной стрельбы сколь хошь достанет. Москва, брат, все купит: как ни разоряют ее, она все богата.

Васюк разгладил важно бороду и сказал весьма гордо и уверенно:

– Может, у нас, на Москве-то, и свои еще кузнецы да котельщики пушки изделают. Народ-то наш вельми переимчив.

Князь Шуйский усмехнулся и, махнув рукой, пошел со стены, но княжич Иван даже повеселел от слов Васюка. Он уже не смотрел больше на пушки, а думал, как бы это хорошо все в Москве делать. Несколько раз он взглядывал с любовью на Васюка, а когда сходили с кремлевских стен, не утерпел и, показывая рукой на кремль, сказал своему дядьке на ухо:

– Созовем мы в Москву кузнецов да котельщиков – и своих, и немцев, и фрязинов, и все у нас лучше ихнего будет!..

У самых хором встретил княжичей дворецкий – послан был за ними.

– Кличут вас родители ваши, – сказал он почтительно, – и государь наш у княгини своей вас ждет.

Проходя через малый покой возле тронной палаты, увидел Иван за столом инока Фому, а перед ним развернутую книгу. На листе же книжном разглядел нечто синим, черным и золотом писанное. Подойдя ближе, увидел княжич рисунок того, о чем дьяк Алексей Андреевич, учитель его, рассказывал. Жадно глядел он в книгу, где писано как будто и по-церковному, и буквы похожи, а прочесть нельзя. Рисунок же Иван сразу понял: изображены на нем горы земные бурого цвета, и плывут они на синем океане, и небо над ними синее. Солнце тут писано золотом в двух видах: одно солнце с лучами вокруг, внизу гор, другое – над горами сияет… Будучи памятлив, вспомнил княжич слова Алексея Андреевича и сказал вслух, громко и отчетливо:

– «Солнце течет днем над Землею, а в нощи по окияну низко летит, не омочась…»

Инок Фома широко открыл глаза и спросил с удивлением:

– Откуда ты ведаешь, что здесь по-грецки написано знатным философом христианским, преславным Козьмой Индикопловым?!

– Учитель мой мне сказывал, – ответил Иван, – но книги сей грецкой никогда яз не видал…

Оживился инок Фома, доволен.

– Книжен еси, отроче, – сказал он ласково и стал ему показывать и другие изображения, что были в греческой книге: Всемирный потоп и Ноев ковчег, столпотворение вавилонское и смешение языков, Царство Небесное, ангелов, движущих звезды, и прочее.

Загляделся княжич Иван, заслушался, но все же и сам задавал вопросы, вызывая ответы.

– Княже, – вдруг услышал он, чувствуя, что кто-то взял его за рукав, – княже, государи наши ждут тобя.

Оглянулся досадливо Иван на дворецкого, и тот смолк смущенно, увидев гневный блеск в больших черных, не детских совсем глазах. Заметив это, усмехнулся инок Фома и, сложив книгу, молвил:

– Надобно идти, Иване. Другой раз покажу тобе еще иные книги. Сей же часец иди к государям нашим, и аз с вами.

Прошли они прямо на половину княгини великой Настасьи Андреевны. Тут за столами со сластями, медами и водицами сахарными сидела княгиня, принимая гостей по-семейному. Рядом с ней – Марья Ярославна с Андрейкой на руках, а с другой стороны – Василий Васильевич и князь Борис Александрович. Ни бояр, ни князей в хоромах не было, только слуги княжии, дворские. Помолились княжичи и дядьки их на образа и поклонились всем. По приглашенью княгини инок Фома и княжичи сели за стол, а Илейка и Васюк отошли к стенке, где стояли все прочие слуги.