Михаил Попов - Цитадель тамплиеров

— Дорогой граф, менее, чем кто-либо, я склонен отказаться от общей цели. Но надо выяснить, какой из путей к ней менее опасен и более короток.

— Верно, — кивнул патриарх, — папа мертв. Другими словами, мертво решение курии о привилегиях тамплиеров.

— Ваше святейшество, я хочу обратить наше общее внимание на то, что в городе полно тамплиеров, притом неместных. Из Португалии, Аквитании, даже из Венгрии. Вам ни о чем это не говорит? Я едва нашел себе дом для постоя.

— Вы напрасно горячитесь, граф, — вежливо улыбнулся де Сантор, — мы знаем. Это началось дней десять назад.

— Не опоздали ли мы? Кажется, храмовники упреждают нас, — сказал Конрад.

Д’Амьен отрицательно покачал головой.

— Де Торрожу, если он что-то почувствовал, легче было бы вызвать войска из Яффы, Газы или Каира, чем везти людей из-за моря. Кроме того, съехалась знать тамплиеров. Магистры областей, комтуры, приоры. Это напоминает подготовку к заседанию великого капитула. Он собирается крайне редко и, как правило, только для выборов Великого магистра.

— Де Торрож отказывается от власти? — удивился Конрад Монферратский.

Д’Амьен пожевал губами и развязал веревку на вороте сутаны.

— Я думаю, что де Торрож мертв. И скорее всего давно умер. В этом они нас перехитрили. И вероятно что-то предвидят.

— Мне кажется, — позволил себе сказать де Сантор, — они почти знают, что очень скоро мы нанесем удар. Возможно, догадываются, каким он в общих чертах должен быть… И с какого направления.

— Не надо им приписывать сверхъестественные способности, — недовольно сказал патриарх.

— Не надо считать врага глупее себя, — продолжил де Сантор. — Но тут дело в сроке. Пока инициатива в наших руках.

— Да, — подтвердил д’Амьен. — Заседание капитула начнется не раньше, чем через неделю. Их задержат выборы преемника. К власти скорее всего прорвется де Ридфор. По мне, тамплиерам лучше бы вообще не иметь Великого магистра, чем такого. И последнее. Тот факт, что сюда собралась вся знать тамплиеров, мне нравится. Нам не придется отлавливать их по всей Европе. Мы обезглавим Храм точным ударом на очень долгое время, если не навсегда. Если успеем…

Раймунд потрогал свой ус.

— Ну что ж, в речениях ваших, граф, я слышу уверенность. Со своей стороны скажу, что девять сотен своих людей я держу на Вифлеемской дороге в нескольких часах езды до Иерусалима. Долго так продолжаться не может.

— Мои итальянцы тоже готовы, — сказал маркиз, — тетива натянута, но в таком состоянии не может она находиться бессрочно.

Великий провизор кивнул.

— Я помню это. Вал стронулся и набирает ход. Отсюда я — во дворец.

— Вас увидят, — сказал патриарх.

— Карты почти все открыты, нет смысла тратиться на маскировку.

Его величество король Иерусалимский лежал в темноте и плакал от страха. В последние пять лет, с момента, когда его водрузили на трон, он плакал часто, ни разу себя не почувствовав королем. В прежней жизни звали его Бонифацием, но эта жизнь ушла в туман. Она стерлась. Это не он был когда-то на Кипре мелким судейским чиновником.

За годы тайных, мучительных тренировок из него вытравили все прошлое, и он носил манеру говорить и двигаться, взятые у Бодуэна, как хорошо прилаженную одежду.

В первые годы своего «правления» Бодуэн старался поменьше бывать на людях, удалил от себя детей и перепоручил все более-менее важные государственные дела советникам, назначаемым орденом. Его страшила возможность случайности, которая могла обнаружить подмену. Он отослал всех старых слуг, разогнал по дальним гарнизонам заслуженных военачальников и тем самым лишился какой бы то ни было опоры. Он не мог доверять никому. Любой во дворце мог оказаться храмовником. Его семейство на Кипре, после того как он был взят в двойники королю, истребили.

С некоторых пор Бонифаций-Бодуэн ощутил себя отшельником в королевском чужом дворце. Он подолгу блуждал в нем или просиживал в библиотеке. Она была, кстати, очень богатой. Здесь попадались книги из Ямнии, Александрии. Читал король что попало, ни о каком учителе-собеседнике речи не могло быть. Король-затворник стал одним из самых начитанных людей своего времени, но остался, по сути, необразованным. В его мозгу царил хаос, как и в душе. Он пробовал сочинять. И родил пространный трактат, самоуничижительно названный «Царственный профан». Услышав о многомудром Маймониде, он написал ему в Сарацинскую землю несколько писем о природе вещей и божественной природе. Философствование вроде бы облегчило его душевные муки. Но лишь на время; таково действие любой философии. Кроме того, Бонифаций-Бодуэн убедился, что самое искреннее стремление к истине и любомудрие, помогающее отрешиться от страха смерти как таковой, бессильно против страха насильственной смерти. А внезапной смерти он ожидал постоянно.

Бонифаций-Бодуэн понял, что в библиотеке он не стал защищеннее от топора тамплиеров.

Его не оскорблял неусыпный, назойливый, а иногда и пренебрежительный контроль тамплиеров. И в прежней жизни гордиться ему было нечем. Отец оставил ему больше долгов, чем славы, само его дворянское происхождение было сомнительно. Слушая выговоры от баронов и графов в белых плащах, он не чувствовал себя очень задетым. Вообще-то, он был идеальным работником. Покорен, тих, исполнителен. Первое время на него не могли нарадоваться посвященные в тайну. Он проявлял даже что-то вроде актерских способностей. Изредка при стечении публики мог сыграть короля и покапризничать по-королевски. Но при «своих» тушевался.

Однако актер, всерьез играющий роль короля, моментами, на какую-то, может быть, ничтожную часть своего существа, становится королем. Незаметно для глаз капитула в Бонифации-Бодуэне завелось нечто, могущее оскорбиться.

Ставленники Храма, наводнившие дворец, занимавшие должности от мажордома до повара и не посвященные в тайну, видели в нем марионетку ордена. Они знали, как обращаются с Бодуэном Великий магистр и некоторые высшие чины, и заражались этим к нему отношением.

Но Бонифаций-Бодуэн не терпел уже наглые выходки камердинеров и лакеев. Однажды его секретарь, сообщив его величеству пожелания великого прецептора Иерусалимской области о сокращении денег на содержание двора, позволил себе неуважительное замечание. Он спросил, повторить ли сказанное или «его величество напряжется и постарается все понять с первого раза?» Король как бы очнулся и хлопнул в ладоши. Появились два стражника. Они тамплиерами не были и не знали, что секретарь — тамплиер.

— Повесить, — приказал король.

— Кого? — удивились стражники.

— Кого? — спросил секретарь, начавший догадываться, о ком речь.

— Его, — показал король на ошалевшего тамплиера, — и немедленно!