София Волгина - Век Екатерины Великой

Десятое отделение представляло собой самую торжественную и великолепную часть маскерада. Оно открывалось дефилированием колесницы Юпитера-громовержца в сопровождении хора пастухов с флейтами и пастушек, а такожде отроков с оливковыми ветвями, прославляющими дни Золотого века и пришествие Астреи на землю. Далее следовали актеры в золотых одеждах, изображавшие двадцать четыре часа, и золотая колесница самой Астреи в окружении стихотворцев, призывающих мир и счастье на землю. После появился целый Парнас с музами и колесница для Аполлона. В другой группе земледельцы с сельскохозяйственными орудиями несли мир в облаках, сжигающий военные орудия.

Последняя сцена долгого шествия была посвящена Торжествующей Минерве. Ей предшествовала колесница с поющими отроками в белых одеждах с зелеными ветвями и венками на головах. Ее спутниками были персонажи, олицетворявшие различные добродетели, науки и художества, герои, прославленные историей, законодатели и философы. Завершалось маскерадное шествие богиней Минервой, озаренною лучезарными светилами.

Крики восторга и радости сопровождали появление богини. Народ бежал за последним шествием до самого конца, когда девица, представляющая Минерву, села в карету и уехала.

Екатерина, замыслив маскерад, намеревалась вложить туда весьма важную для себя идею высмеивания нравственных недостатков людей (с прозрачным намеком на желание императрицы, чтоб ее подданные старались избавиться от оных человеческих пороков). Сама же императрица Екатерина в образе Минервы являла собой добродетельную наставницу, призывающую к перерождению и обновлению российского общества. Маскерад должон был вызвать у людей желание изменить к лучшему общество, погрязшее в пороках. Он обращался, как гласила афиша, ко всем слоям простого народа, а такожде к приближенным Екатерины.

Праздничное действие повторялось трижды, каждый раз продолжаясь по нескольку часов. Его смог увидеть весь город.

В первый день императрица с придворными смотрела «Торжествующую Минерву» из дома Ивана Ивановича Бецкого, сидя за окнами второго этажа.

Когда первый раз развернулось пред очами императрицы и ее свиты продолжительное яркое шествие, все невольно затаили дыхание, прильнув вплотную к оконным стеклам.

– Какое великолепие! – тут же воскликнула молодая фрейлина, Елизавета Бутурлина.

– Боже мой, Федор Григорьевич просто волшебник, – восхитился Иван Иванович Бецкой. Подвижные его глаза загорелись неподдельным интересом, а рот от удивления буквально оставался открытым почти все представление.

Все они, в крайнем восхищении, дружно делились впечатлениями, узнавая персонажей каждого отделения кажущегося бесконечным шествия.

Наконец все просто ахнули, когда появилась сама Минерва – изящная молодая женщина в развевающихся белых одеждах.

– Ваше Величество, смотрите, – воскликнул Строганов, указывая пальцем на богиню Мудрости, – а стервец Волков нашел Минерву, зело похожую на вас!

– Понятное дело – похожа! Минерва, богиня мудрости, символизирует нашу государыню, – сдержанно пояснил Алексей Орлов, тайным быстрым глазом оглядываясь на императрицу.

Григорий Орлов крепче сжал руку Екатерины, безотрывно и с восхищением наблюдавшей происходящее.

По окончании представления все выдохнули, и, продолжая делиться впечатлениями, расселись – кто на диванах, кто в креслах. Разместив свое пухлое изнеженное тело на сиденье, Никита Панин заметил категоричным тоном:

– На мой взгляд, Волков вкупе с Херасковым и Сумароковым поработал отменно, даже гениально! Такое представление никто никогда и нигде не видел. Се совсем новое, необыкновенное зрелище. Такового, полагаю, никогда не видывали не токмо в России, но и ни в одной другой стране.

– Куда им, – согласно закивал граф Строганов. – Для того надобно иметь монархиню, подобную нашей. А у них таковой нет и не будет!

Он характерно развел руками, дескать, ничего тут не поделаешь.

Все украдкой посматривали на императрицу и видели ее великое удовлетворение. Она радовалась и смеялась, говорила и, вспоминая сцены из представления, часто умилялась актерскому мастерству многих участников шествия. Оно ей так полюбилось, что следующие два дня она наблюдала за маскерадом, объезжая улицы Москвы в раззолоченной карете, запряженной восьмеркой неаполитанских лошадей с цветными кокардами на головах. Императрица, в сопровождении двух-трех приближенных, сидела там, в ало-бархатном русском платье, унизанном крупным жемчугом, со звездами на груди и в бриллиантовой диадеме на голове, внимательно разглядывая представление через хрустальные окна кареты. Останавливалась, завидев приближающегося на коне любимого Федора Волкова. Сойдя с коня, бросив слуге поводья, Федор Григорьевич подсаживался в карету, и они увлеченно обсуждали разыгрывающуюся перед ними сцену. Спустя короткое время, рассыпавшись в любезностях и поцеловав ей руку, главный руководитель, не доверяя никому свое детище, снова садился на коня, дабы самому следить за шествием.

Государыня Екатерина рассчитывала, что сие необычное зрелище вдобавок привлечет к ней внимание простого люда. Ей хотелось, дабы как можно больше людей увидели ее и полюбили бы на всю жизнь. И в самом деле: несмотря на холодную погоду, все окна, балконы и крыши домов были покрыты любопытными зрителями. Окромя того, толпы народа провожали саму театрализованную процессию. Но завидев золоченную царскую карету, люди забывали о представлении, кланялись и бежали следом, надеясь хоть краем глаза увидеть новую императрицу.

Народ так оным маскерадом прельстился, что долгое время из уст в уста все рассказывали о нем своим близким и родным.

По просьбе императрицы Федор Волков предстал пред ней в ее покоях сразу же после завершения последнего показа «Торжествующей Минервы». Выглядел он изможденным, но совершенно счастливым. В комнате, окромя троих Орловых и Ивана Елагина, находился и приглашенный императрицей Александр Васильевич Суворов, токмо прибывший из Москвы и получивший от государыни в подарок ее портрет в раме с бриллиантами. И императрица Екатерина Алексеевна, и Григорий, и все остальные встретили любимого актера шумным восторженным приветствием.

Екатерина обняла его, обдавая запахом приятного парфюма, и с чувством трижды расцеловала.

– Дорогой мой Федор Григорьевич, – говорила она глубоким проникновенным голосом, ведя его к креслам, – вы превзошли все мои ожидания! И не токмо мои. Господа, – обратилась она к присутствующим, – каково? Что вы изволите сказать герою последних дней?

Она уселась рядом с Волковым.

Все одновременно разноголосо выразили свое восхищение.