София Волгина - Век Екатерины Великой

Владиславова перестала складывать вещи Екатерины. Широко распахнув глаза, она с интересом посмотрела на свою хозяйку.

– Вот так чудеса! Сама императрица, надо же! Как так она смогла завоевать сердце государыни?

– Не знаю. Но, кажется, намедни, пятого декабря государыня сделала ее своей фрейлиной, она уже получила шифр. Да и Великий князь, я замечаю, подпадает под ее влияние.

Владиславова, принявшаяся было снова за дело, паки остановилась.

– Так-так-так, – сказала она задумчиво. – Ну, неудивительно: чем безобразнее предмет, тем ему он более притягателен. Все здесь, матушка, заметили, что Великий князь Петр Федорович предпочитает некрасивых девиц.

– Сия принцесса Курляндская, – заметила Екатерина, – должно быть, вовсе неглупа в свои двадцать пять лет. Я, Никитична, проследила за ее поведением. Она на удивление вкрадчива, и ум ее заставляет забыть, что у нее есть что-то неприятное в наружности – особенно когда она сидит. Принцесса говорит каждому токмо то, что тому приятно. Кроме того, я думаю, она имеет в глазах Великого князя немаловажное достоинство: она своего рода иностранная принцесса, следовательно, они разговаривают токмо по-немецки. Сие придает ей прелести в его глазах.

– Ах ты, Боже мой, прелестница! – съехидничала Никитична и положила руки в боки.

– Кстати, – вспомнила Екатерина, – в городе говорят, что она уже получила предложение от Петра Салтыкова.

Владиславова осуждающе покачала головой.

– Смотрите, какая скорая!

Екатерина, весело глянув на Никитичну, с долей иронии дополнила:

– Пусть Петр Салтыков и происходит из старинного рода, но сам дурен собой, я видела его: курнос, с вечно открытым ртом.

Великая княгиня пожала плечами.

– Но ведь и она не без изъяна. Между прочим, представь себе, какую картину видела я намедни… – начала Екатерина Алексеевна таким наигранно-трагическим тоном, что Никитична развела руками.

– Не пугайте меня, матушка. Чаю, ничего страшного?

Великая княгиня грустно рассмеялась.

– Обычное дело. Представь, во время обеда мой дорогой муж послал ей со своего стола свои любимые блюда.

– Да… Не было печали, да черти накачали, – покачала головой Никитична. – Чем же все закончится? – встревоженно посмотрела она на Екатерину.

Екатерина Алексеевна намеренно безразлично махнула рукой.

– Подобное увлечение у моего супруга не первое и не последнее. Посмотрим.

Посланник Фридриха, друг и советник матери Великой княгини, барон Аксель Мардефельд, прослуживши четверть века при русском дворе, был принужден уехать из России еще три года назад. Екатерине нравился сей умный и обходительный немец-дипломат. Сказанные им на прощанье слова о том, что она обязательно будет царствовать и вернет расположение России к Пруссии, прочно засели у нее в голове. Что ж, жизнь покажет… А пока из всей плеяды немцев, имевших доступ к императрице Елизавете, остался на своем месте токмо небезызвестный доктор Иван Иванович Лесток, коему императрица безусловно доверяла. Медикус Лесток в свое время оказался чуть ли не наипервейшим лицом в возведении дочери Петра Великого на престол: через него велись переговоры с французом Жаком де ла Шетарди и шведским посланником Эриком Нольккеном, он руководил действиями Елизаветы и влиял на приближенных цесаревны. По восшествии Елизаветы на престол Лесток стал одним из самых близких к ней лиц и пользовался большим влиянием на государственные дела. Вице-канцлер Бестужев, зная, какую роль удалось сыграть оному человеку при восшествии на трон дщери Великого Петра, первое время поддерживал с ним дружеские отношения. Позже между ними возникла вражда из-за явного пристрастия Лестока к Франции, от коей он тайно получал пенсию в пятнадцать тысяч ливров, и к Пруссии, откуда денег он от скупого Фридриха не получал, но по ходатайству коего император Карл Седьмой даровал Лестоку графское достоинство. Когда в 1745 году Бестужеву удалось перехватить тайную переписку Лестока и Шетарди, то последний в двадцать четыре часа был выслан из России, а медикус Лесток лишился прежнего влияния на императрицу, но из ее окружения его не удалили. Прошло еще два года. В ноябре вся столица вновь заговорила о Лестоке, директоре Медицинской канцелярии Ея Императорского Величества: после смерти супруги, скончавшейся пять лет назад, он наконец собрался жениться. Его избранницей стала красавица Мария Аврора фон Менгден, сестра Юлии Менгден, – любимицы бывшей императрицы Анны Леопольдовны.

Однажды морозным утром, войдя в покои Великой княгини, раскрасневшаяся с улицы камер-фрау Владиславова заявила:

– Вы слышали новость?

– Новость? Что-то неприятное? – спросила фрейлина Анна Гагарина.

– Отнюдь! Ужели свадьба может быть неприятностью?

– Тогда говори уже, Прасковья Никитична! – весело и нетерпеливо попросила Дарья Гагарина.

– Можете себе вообразить, лекарь императрицы, Лесток Иван Иванович, женится! Вы, Ваше Высочество, рассказывали, что он вас с того света вернул, когда вы заболели в первый год своего приезда.

– Мне казалось, что он в годах, под шестьдесят… – спросила с большим удивлением Великая княгиня.

– А вот женится! – подтвердила Владиславова. – Лучше спросите, кто у него в невестах.

Все нетерпеливо задергали ее за рукава.

– Говори скорей, не тяни!

– Умираю от любопытства, – простонала Анна Гагарина. – Чаю, не молоденькая же…

– Ее зовут… приготовьтесь, присядьте, – Никитична намеренно держала интригу.

Все замерли с полуоткрытыми ртами.

– Мария Менгден! – прошептала она наконец.

– Мария Менгден?!

– Сестра Юлии Менгден? Сосланной из-за Анны Леопольдовны? – воскликнула Екатерина, запомнившая сие имя и историю еще со времени своей тяжелой болезни. Девушки ничего о Юлии не слышали и уговорили Екатерину Алексеевну поведать о ней.

– Я ведаю токмо одно: императрица Анна Леопольдовна жить без нее не могла.

Все с удивлением переглянулись.

– Каково же им пришлось в разлуке? – спросила с состраданием княжна Дарья.

– Сказывают, Юлия умерла в прошлом году от чахотки. А Анна Леопольдовна со своей семьей живет в Сибири, родила еще детей, – ответила Екатерина Алексеевна.

– Ей легче, – заметила грустно Дарья, – а Юлия не смогла, стало быть, зачахла.

Все помолчали. Анна Гагарина, старшая среди них, попросила:

– Ваше Высочество, вас непременно пригласят на свадьбу. А вы нам потом расскажете про Аврору. Она ж молодая совсем, стало быть, на богатство Лестока позарилась.

– Иван Иванович, между прочим, выглядит еще орлом, – защитила его сестра Анны. – Сказывают, уж зело он богат!

Свадьба императорского лекаря и в самом деле была на редкость богатой. Пятидесятишестилетний статный, крепкий, с остатками былой красоты жених светился радостью: рядом с ним сидела невеста вдвое моложе его. На свадьбе присутствовала и сама императрица Елизавета Петровна, Большой и Малый дворы. Екатерина, несмотря на то, что он ее вынул из когтей смерти, придворного лекаря недолюбливала, через мать свою знала о его интригах и происках. Знала она его как человека, ухитрявшегося служить не одному, а сразу нескольким королям, имевшего баснословные вознаграждения. Она такожде знала, что подобная неразборчивость – чревата. Как говорят русские: сколько веревочке не виться, конец рано или поздно будет обнаружен. Так и случилось. На балу спустя два месяца после той знаменитой свадьбы Екатерина хотела подойти за советом к Лестоку, но тот уклонился от разговора с ней. Он был красен, глаза его блуждали, но Екатерине успел шепнуть, что ей не следует подходить к нему: за ним следят. Как выяснилось, на прошедшей неделе был арестован один француз, родственник Иоганна Лестока, и некий капитан Ингерманландского полка. Через два месяца подобная же участь постигла и самого Лестока. Он был арестован за новые интриги против канцлера Бестужева. Дело вел Александр Шувалов, старший брат всесильного сенатора Петра Ивановича Шувалова. Невзирая на особую приближенность к императрице и его перед ней заслуги, Лестока пытали в Тайной канцелярии. Он держался мужественно, никого не выдавал, чем удивлял и восхищал многих.