София Волгина - Век Екатерины Великой

Нет, властью надо уметь пользоваться с максимальной пользой для всех. И она научится сему, лишь дайте срок!

Все, окружавшие Великокняжескую семью, вплоть до ближайших родственников Чоглоковых, старались облегчить печальное положение оторванности от всех, в коем пытались держать Екатерину Алексеевну и Петра Федоровича. Даже собственный брат Чоглоковой, граф Гендриков, и тот часто вскользь давал им полезные и необходимые сведения. Он смеялся над глупыми грубостями своей сестры и зятя, тем самым поддерживая молодую чету. Те чувствовали себя с ним хорошо и уверенно, понеже граф никогда их не выдавал и не обманывал.

В декабре Великая княгиня писала в дневнике, что год окончился печальным известием о смерти князя Репнина. За весь год была лишь одна большая радость – женитьба камергера Голицына на младшей Гагариной. Скорее всего тот выбрал ее, понеже княжна была весьма похожа на свою преждевременно умершую от горячки сестру Анастасию, прежнюю его невесту.

Наступил Великий пост. Екатерина говела на первой неделе. Из-за своего полного одиночества и совершенно несчастливого брака она много молилась. Обращаясь к Всевышнему, Великая княгиня говорила ему и себе, что с наследником она непременно будет несчастлива. Она с горечью писала в своем дневнике: «ежели и поддаться чувству любви к нему, за кое он так плохо платит, то будет с чего умереть» и, что ежели бы «он хотел быть любимым, сие было бы для нее нетрудно, так как, от природы она была склонна исполнять свои обязанности, но для того ей нужно было бы иметь мужа со здравым смыслом», а сие качество у Петра Федоровича полностью отсутствовало. В каждой своей молитве Великая княгиня просила Господа вразумить, как ей относиться к своему супругу.

В комнату Великого князя Екатерина Алексеевна входила токмо тогда, когда не считала себя лишней, зная, что мужу нет дела до того, рядом ли она или нет. Он предпочитал оставаться со своими приближенными, коих непривыкшая еще к мужскому обществу Великая княгиня недолюбливала.

Екатерина постилась первую неделю Великого поста и по просьбе государыни хотела продолжить поститься и вторую неделю. Гофмаршал императрицы, Карл Сивере, сообщил ей, что императрица весьма довольна ею. Однако Великий князь, узнав, что жена так много постничает, паки выразил свое недовольство.

После Пасхи Петр Федорович устроил театр марионеток в своей комнате и приглашал туда друзей. Спектаклей глупее представить себе было трудно, но Великий князь их обожал. В комнате, где находился театр, одна дверь была заколочена, понеже она выходила в комнату, составлявшую часть покоев императрицы Елизаветы. Там находился стол с подъемной машиной, кою можно было поднимать и опускать, дабы обедать без прислуги. Однажды Петр, готовясь в своей комнате к своему так называемому спектаклю, услышал разговор в соседней комнате. Полюбопытствовав, кто там, он, недолго думая, взял плотничий инструмент и высверлил несколько отверстий в заколоченной двери, так что смог увидеть все, что в той комнате происходило: как обедала императрица со своим фаворитом Разумовским, одетым в парчовый шлафрок, и еще несколькими приближенными. Налюбовавшись вдоволь, наследник нестерпимо захотел поделиться сим зрелищем. Он быстро созвал всех, кто оказался поблизости. Собравшиеся его дружки по очереди смотрели и давились хохотом.

– Ой, картина та самая, знаменитая, кою никто не видел, где она голая маленькая девочка. Вы видели? – спросил, смеясь, Федор Барятинский, оборачивая возбужденное лицо к остальным. – Ее, наверное, написал тот самый Караваки, который и царя Петра рисовал.

– Какая картина? Я ее не заметил, – ответствовал наследник. – Ну-ка дай посмотреть, – двинул он локтем князя. Выпучив глаза, он пристально вглядывался в отверстие, но ничего толком не увидел. – Врешь ты, – сказал он Барятинскому, – ничего там нет!

Удивленный Барятинский снова прильнул к отверстию.

– Любимец ее, Разумовский, расселся так, что закрыл картину. Потому и не видно, – ответственно заявил он через минуту.

– Ну и Бог с ней! – махнул рукой Петр. – В следующий раз рассмотрю.

Великая княгиня чем-то была занята в своих покоях и не спешила на зов Петра, но когда пришла, решительно отказалась подсматривать, несмотря на настойчивые уговоры мужа.

– Я слишком хорошо усвоила уроки твоего великого деда, – не поддавалась Екатерина, отвернувшись.

Наследник сделал постное лицо.

– Что вы имеете в виду, сударыня? – спросил он, оглядываясь на своих друзей.

– Надо бы вам почитать «Юности честное зерцало», кое написал царь Петр самолично, – сказала громким шепотом Екатерина, оглядывая остальных с сожалением. У многих с лица сошла улыбка. Они явно почувствовали себя виноватыми.

– Что там еще за зерцало? – не без язвительной ужимки спросил Великий князь.

– Там в самом конце написано рукой императора, что подслушивать и подсматривать – невежество.

Великий князь переглянулся со стоявшим рядом Левушкой Нарышкиным. Тот отвел глаза.

– А я читал Петра Великого «О достоинстве гостевом на ассамблеях быть имеющим», – сказал Барятинский. – Читали ли вы ее, княгиня?

– Не читала. Почему же вы интересуетесь?

Барятинский пожал плечами.

– Да так. В ней он изволил давать советы, как надобно себя вести, и всякое такое, да… И как надо пить вино. – Барятинский был изрядно пьян, как, впрочем, и остальные.

– Давайте-ка лучше выпьем еще, – предложил князь Голицын тихим заговорщическим тоном.

– Правильно! – весело поддержал его весельчак Левушка Нарышкин. – А то ведь мы еще не в кондиции, как говаривал сам царь Петр.

Все с готовностью ринулись в соседнюю комнату.

Екатерина смотрела на сие представление с отвращением. Нет, подсматривать и подслушивать было тем, чего она никогда бы себе не позволила. Оному первым делом ее научила мадемуазель Кардель. И как можно подглядывать за человеком, коего столь глубоко уважаешь? Екатерине всегда казалось, что невозможно не обожать императрицу Елизавету. Тем паче, что Екатерина всегда чувствовала к себе искренне благоволение государыни.

Недовольный тем, что жена его не захотела подглядывать за теткой, и даже раскритиковала его, наследник выговаривал ей на следующий день:

– Кстати, намедни государыня тетушка моя изволила выразить недовольство вами.

Екатерина удивленно повела бровью, мучительно пытаясь вспомнить, чем же могла провиниться.

– Нехорошо, княгиня, делать такие растраты! – отчитывал жену Петр Федорович, важно расхаживая перед ней. – Тетушка недовольна: денег в казне нет, одна токмо строящаяся сейчас Темерницская таможня съедает столько денег, а вы себе позволяете лишнее!