София Волгина - Век Екатерины Великой

– А ваша жена, Матрена Павловна, на коей вы женились по любви два года назад? Сказывают, вы были влюблены, она, я видела сама, все еще любит вас до безумия, – что же она скажет?

Он, не сводя с нее горящих глаз, закусил губу, потом на миг отвернулся, приводя, видимо, свои мысли в порядок. Снова бегло оглядев всех в дальнем углу, он заговорил о том, что не все то золото, что блестит, и что он дорого расплачивается за миг ослепления.

– Вы видите, что все видят нас счастливыми и говорят о том? – вопрошал он. – Но вы ведь понимаете, что можно притворяться счастливым, как бы трудно се ни было. Я не хочу унижать жену, она меня любит, но, к сожалению, к ней у меня подобного чувства нет. А так хочется любить самому! И люблю я токмо вас. Давно, с первого взгляда. Ведь я догадываюсь, даже знаю наверняка, что вы не любите и даже не уважаете своего мужа.

Смущенная, Екатерина смотрела прямо перед собой. Такие речи ей еще не приходилось выслушивать. Были, вестимо, какие-то попытки у Андрея и Захара Чернышевых, но они не смели открыто выговорить слова любви – по крайней мере, такого напора, как у Салтыкова, у них и близко не было. Теперь Сергей смотрел жалобным взглядом и ждал ответа. Мельком взглянув на него, Екатерина промолчала, в душе надеясь, что он перестанет докучать ей своими признаниями, отойдет, а она получит передышку, возможность подумать. Но он и не думал оставить ее одну. Видимо, заранее решил: нынче или никогда. Екатерина, чуть наклонившись, слушала его, беспокойно складывая и раскрывая свой китайский веер. О чем же она думала в тот момент? Думала, что Сергей ей и в самом деле приятен, никто не мог с ним сравняться среди придворных.

– Я обожаю вас всю от кончиков пальцев до всего остального, вы просто красавица – никто не может с вами сравниться.

– Послушайте, Сергей, вы же понимаете, что то, о чем вы мечтаете, неосуществимо. Понимаете ли вы, что подобная связь не просто опасна? Мы можем потерять все, что имеем. Даже жизни.

Салтыков грустно улыбнулся.

– Я знаю, что вы очень умны и дальновидны. Но доверьтесь мне! Я не допущу несчастья. У меня есть для того сила, воля, а главное, любовь к вам. Я все обдумал.

Екатерина пристально взглянула ему в лицо. Кажется, Салтыков говорил искренне.

Завидев Левушку Нарышкина, направляющегося в их сторону, она встала.

– Мы с вами засиделись. Мне пора.

Салтыков тоже подскочил.

– Поговорим завтра.

Подошла Анна Гагарина и, немного выждав паузу, спросила:

– О чем здесь князь Салтыков так страстно с вами разговаривал?

– А вы не слышали?

Гагарина с иронией взглянула на Екатерину Алексеевну.

– Он хитер, сей Салтыков, говорил-то вполголоса.

Екатерина притворно-безразлично ответила:

– Предлагал принять участие в охоте вместе с Великим князем в Подмосковье. Я там ни разу не была, да и не хочется.

– Знаю, вас увлекает токмо скачка на лошади, – заулыбалась младшая Гагарина.

– Ну, так что? Поскачете? – спросила старшая.

– Еще не знаю. Но он так уговаривал, что может статься и соберусь.

Анна Гагарина, не спуская внимательных глаз с Екатерины Алексеевны, проговорила:

– Я вспомнила, как матушка нам с Дашей рассказывала, какая распутная была у него мать, первая подруга нашей императрицы Елизаветы Петровны. До того дошла, что приходила к гвардейцам в казармы. Оные гвардейцы благодаря ей очень помогли императрице при восшествии на трон. Поелику государыня ее крепко любит, поелику и сын ее Сергей так легко стал камергером Великого князя.

– Вот как оно все связано! – удивилась Великая княгиня.

Вечером, перед сном, она перебрала весь разговор со своим нечаянным обожателем.

Да, у него не имелось недостатка ни в уме, ни в манерах, ни в стати. Ему было двадцать шесть лет. И по рождению, пусть и от распутной матери, и по некоторым другим качествам, он мог считаться вполне притягательным кавалером.

С того памятного дня князь Сергей Салтыков постоянно преследовал ее. Встречаясь с ним почти каждый день, Великая княгиня не поддавалась всю весну и часть лета. Она не меняла вовсе своего обращения с ним, была такая же, как всегда и со всеми, видела его токмо в присутствии двора или некоторой его части. Друг Сергея, Левушка Нарышкин сослужил ему не один раз, дабы он мог увидеться с предметом своей страсти.

Князь Салтыков, вестимо, искал уединения с ней, предлагал совместные прогулки. Не упускал возможности подойти, коли вдруг никого не оказывалось рядом с ней. Екатерина играла его чувствами, и как-то раз, якобы желая отделаться от него, сказала:

– Граф, вам давно пора понять, что вы не туда и не к той обращаетесь.

– Отчего вы так полагаете, Ваше Высочество?

– А отчего вы полагаете, что сердце моего Высочества не занято в другом месте?

Но, как она и надеялась, оные и многие другие отказные слова никак не отбили у него желания преследовать ее, а наоборот, ухаживания его стали еще жарче. Вестимо, ей было приятно знать, что в нее влюблен первый красавец императорского двора. Екатерина задавалась вопросом, любил ли ее камергер Салтыков на самом деле. Определить оное ее неопытной и чистой душе было трудно. Но любезности и восторженное его отношение к ней весьма льстили.

Законный муж ее не вел себя любезно даже с теми, в кого он влюблен, а влюблен он был постоянно и ухаживал, так сказать, за всеми женщинами. Лишь та, которая являлась его законной женой, абсолютно его не интересовала.

Между тем Чоглоков пригласил Малый двор на охоту на свой остров. Вся молодежь во главе с Великим князем с удовольствием туда отправилась на лодках. Лошадей выслали вперед. Охота началась. Екатерина на своем сером коне вместе со всеми поскакала за собаками, краем глаза видя рядом своего поклонника. Сергей Салтыков, улучив минуту, когда все были заняты погоней за зайцами, подъехал к ней. Говорил, как всегда, о своей великой к ней любви. Екатерина на сей раз слушала его терпеливее обыкновенного, благо обстановка располагала.

Осенний прозрачный лес с перелесками и полянками во всей своей красе расстилался перед их взором. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь оставшиеся листья, играли бликами. Таинственное дыхание деревьев и шорох листвы навевали необычное, приятное настроение.

Салтыков принялся рисовать картину придуманного им плана касательно того, как скрыть их отношения глубокой тайной, говорил о том счастье, коим они оба могли бы наслаждаться. Екатерина молча слушала, тем самым вызывая все новые и новые страстные признания поклонника.

– Милая Екатерина Алексеевна, я прошу вас позволить хотя бы надеяться на то, что вы, по крайней мере, ко мне неравнодушны.

Екатерина неопределенно повела бровью, затем молвила:

– Разве я могу помешать игре вашего воображения?