Нина Молева - Княгиня Екатерина Дашкова

Но подлинным счастьем для меня стало знакомство с двумя англичанками, которых отныне судьба навсегда ввела в мою жизнь. Госпожа Гамильтон была дочерью епископа Туамского, госпожа Морган — дочерью господина Тисдэля, королевского генерала-прокурора в Ирландии. Наша дружба открыла для меня двери в английскую литературу. Хотя с помощью немецкого и французского языков я сравнительно быстро научилась читать в подлиннике Шекспира, мои новые приятельницы помогли мне начать изъясняться на их родном языке, ежедневно давая необходимые уроки и исправляя мое произношение. Под их влиянием я уложила план всех своих дальнейших странствий. Из Спа я решила хотя бы на несколько недель отправиться в Англию с семейством Тисдэль, а затем провести зиму с госпожой Гамильтон в Эксе в Провансе, посетив предварительно Париж, главным образом ради знакомства с Дидро.

— Как долго вы собираетесь пробыть в Париже, княгиня?

— Вряд ли больше двух недель, господин Дидро.

— Вы связаны неотложными делами? Из писем моих петербургских друзей я сделал вывод, что вы путешествуете главным образом с образовательными целями.

— И да и нет. Оправданием моему путешествию служит прежде всего здоровье детей, а Париж вряд ли можно назвать лучшим местом для поправления их здоровья.

— Не смею спорить с чувствами матери — они святы, но в таком случае тем более, разрешите мне распорядиться вашим парижским временем. Я постараюсь быть идеальным гидом и вместе с тем не потерять ни минуты для бесед с вами.

— В отношении бесед мои желания полностью совпадают с вашими, но что касается знакомства с Парижем, то я уже составила себе план и не хотела бы его менять.

— Можно полюбопытствовать какой?

— Каждое утро я сажусь в коляску в восемь часов и до трех путешествую по городу, с тем чтобы осмотреть как можно больше церквей и монастырей, где хранятся памятники искусства, и побывать в мастерских знаменитых художников. Я никогда не была особенно восторженной поклонницей живописи или, вернее, не имела возможности всерьез с ней познакомиться. Теперь у меня есть возможность устранить этот пробел.

— Вы составляете коллекцию, княгиня?

— О нет, для этого у меня нет ни средств, ни амбиций. Моя семья в России никогда не принадлежала к числу меценатов. И здесь я оставляю за собой роль восхищенного зрителя.

— Но мы с вами остановились на трех часах дня.

— Что ж, в начале четвертого я сажусь за обед, а вечером отправляюсь в театр.

— Великолепное расписание, и я даже нахожу в нем место для себя, не нарушая ваших планов.

— Я готова опередить вас, Дидро. В три часа я буду заезжать за вами и забирать вас к себе обедать. После обеда мы можем спокойно беседовать.

— Если у вас не окажется иных визитеров.

— Нет, Дидро, я слишком своевольна, чтобы подчиняться фантазиям и настроениям своих знакомых. Если мне неудобно, я просто откажу в приеме. К тому же наши беседы могут затянуться и на вечер, если не будет интересного спектакля.

— Могу поручиться, княгиня, что стоящих вашего внимания постановок на две недели не наберется.

— Только не забудьте про мою любовь к опере.

— Вы поставили меня в сложнейшее положение, княгиня. Теперь я буду считать вопросом чести, чтобы вы предпочли беседу со мной даже опере, не говоря о комедии и драме. Я просто перестану себя уважать, если предпочтение театру все же вами будет оказано.

— Полноте, Дидро, волноваться должна я, удастся ли мне оказаться интересной собеседницей для великого энциклопедиста. С моих тринадцати лет ваш гениальный труд не покидал моего рабочего стола, и если чего-то мне не хватает в нынешней поездке, то это его волюмов, которые я привыкла каждый день по крайней мере перелистывать. И чтобы не проиграть в ваших глазах, я предлагаю вам задавать мне интересующие вас вопросы. Я готова отвечать на любые.

— В таком случае не будьте в претензии ко мне за мое досадное, может быть, для вас любопытство. Как я заметил, вы путешествуете с достаточно многочисленной прислугой, вместо того чтобы нанимать ее по приезде в тот или иной город. Вы владеете несколькими языками, поэтому вам нет нужды возить с собой именно русских.

— Но моя прислуга обходится мне дешевле, чем наемные слуги. Я должна ее перевозить и кормить, но не платить жалованья.

— Не платить жалованья? Так что же, это и есть ваши рабы, княгиня?

— Мы называем их иным именем.

— Термин не имеет значения. Главное — эти люди лишены всяких прав и во всем зависят от вашей воли и прихотей.

— В России это называется крепостным состоянием, и оно далеко не так трагично, как вам это представляется. Их владельцы крайне редко оказываются людьми жестокими и бессердечными. К тому же их сдерживает в их действиях Церковь и само дворянское общество.

— А законы? Законы, которые защищают этих несчастных?

— Такие законы существовали, как и целый порядок судопроизводства, по которому крестьянин мог подать жалобу на несправедливость своего помещика и получить удовлетворение.

— Почему вы говорите об этом в прошедшем времени?

— Потому что император Петр Великий счел целесообразным отказаться от подобного порядка. Зато царствование императрицы Екатерины создало новые формы защиты справедливости. Теперь губернатор в согласии с местным предводителем дворянства и депутатами всей губернии может изъять крестьян из-под деспотического управления определенного помещика и передать управление его имениями и крестьянами особой опеке, состоящей из выбранных самими дворянами лиц.

— А если жестокосердный, как вы изволили выразиться, помещик окажется лицом влиятельным, принадлежащим ко двору и имеющим расположение монархини? Кто в таком случае из обыкновенных дворян решится на подобные действия, которые неизбежно повлекут за собой гнев и месть сильного мира сего? И вообще, много ли вам известно случаев подобной опеки?

— Я не интересовалась специально этим вопросом и сужу о нем главным образом по поместьям своим и своих родных. Они достаточно обширны и многолюдны, чтобы можно было делать общие выводы.

— Не сомневаюсь, княгиня, что ваша семья состоит из людей высокообразованных и просвещенных, но ведь таких среди дворян конечно же не большинство. Вы не согласны?

— Послушайте, Дидро, я предпочитаю опираться на чистую логику. Благосостояние наших крестьян увеличивает и наши доходы. Поэтому помещикам просто выгодно не слишком притеснять своих крепостных и, напротив, всячески защищать их от ограбления и притеснения мелкими чиновниками. Практически дворяне, которых вы воспринимаете какими-то монстрами, служат посредниками между крестьянами и казной, защищая своих подопечных от избыточных притязаний губернаторов и правительственных чиновников.