Владимир Архипенко - Ищите связь...

Однажды, когда носовая башня со второго выстрела накрыла мишень, Эссен оторвал от глаз бинокль, сказал громко (Сергей, стоявший под мостиком, слышал каждое слово), что именно так всем морякам следует относиться к своему делу. Он попросил пригласить к нему после стрельб лейтенанта Затурского для выражения личной благодарности, а всему расчету предоставить вне очереди увольнение на берег и выдать по рублю из своих личных средств.

Услышав это, Сергей был обрадован — ему и Недведкину никак не удавалось встретиться с унтер-офицером Ярускиным на берегу, потому что увольнения, как назло, не совпадали, а им крайне нужно было в следующий раз очутиться на берегу вместе — предстояло провести первое после гельсингфорсских арестов нелегальное собрание. Только бы до прихода в Ревель самому не нарваться на дисциплинарное взыскание.

А получить замечание, попасть в разряд штрафованных можно было в любой момент. В матросской жизни, известное дело, не довернешься — бьют и перевернешься — бьют… Старший офицер корабля Миштовт наводил своими мерами такой порядок, что матросов бросало в дрожь от одного только его имени. Даже офицерам непонятно было его особое рвение. До поры до времени Миштовт, как и командир корабля, обязан был хранить в тайне приближающийся визит монарха на корабль. Но оба они и не подозревали даже, что тайна эта благодаря дыре в переборке стала уже достоянием нескольких матросов, среди которых был и матрос второй статьи Краухов.

В отличие от многих на корабле Сергей прекрасно понимал, чем вызвано небывалое рвение старшего офицера. Следовало быть особенно осторожным, чтобы не нарваться на взыскание.

У Миштовта была скверная привычка подойти со спины к работающему матросу так, чтобы тот не видел его, и молча наблюдать. Совсем недавно — на второй или третий день после урагана — Сергей сам увидел, как запросто может придраться Миштовт к матросу.

Это было во время утренней приборки. При разводе на работы Сергею досталось в паре с комендором Силантьевым — тем самым, который при чтении газеты запнулся на слове «ампир», — драить латунные поручни на командирском трапе. Работали оба старательно. И вот в какой-то момент за спиной Силантьева вырос старший офицер. Надо было бы предупредить товарища, и самым верным способом для этого было встать «во фронт». Однако Миштовт жестом остановил его. Теперь Сергей, продолжая полировать тряпкой поручень, молил бога только об одном, чтобы товарищи не брякнули чего-нибудь такого вслух. К счастью, этого не случилось. Поймавший наконец-то напряженный взгляд Сергея Силантьев обернулся, увидел старшего офицера и вытянулся перед ним.

— Тебе что поручено делать, голубчик? — спокойно, почти ласково спросил Миштовт.

— Так что, медяшку драить, вашскородь!

— А как драить?

— Чтобы до полного блеска, вашскородь!

— Значит, до полного? А это у тебя что, голубчик? — старший офицер тыкал пальцем в маленькое тусклое пятнышко. — Отчего здесь полного блеска не вижу?

— Тряпочка загрязнилась, вашскородь, не извольте беспокоиться, мигом новую приволоку.

— Вот-вот, сходи, голубчик, за тряпкой, а ротному скажешь, чтобы он тебя после обеда на час под ружье поставил.

— Слушаюсь, вашскородь, — упавшим голосом отозвался матрос.

— Вот и ступай.

Но не успел Силантьев отойти на несколько шагов, как старший офицер остановил его, подозвал и таким же ровным бесстрастным голосом спросил:

— Ты, голубчик, приказание понял?

— Так точно!

— Почему же тогда шагом, а не бегом исполняешь:

— Виноват, вашскородь!

— Ну, вот видишь, сам понимаешь, что виноват. Скажи ротному, чтобы на два часа под ружье поставил.

И в тот же день после обеда, когда другие матросы отдыхали, комендор Силантьев в полной выкладке, с тяжелыми подсумками, куда вместо патронов был насыпан песок, с таким же тяжелым от песка ранцем на спине, с винтовкой в застывшей, одеревеневшей руке неподвижно стоял под жарким июньским солнцем на верхней палубе. На матросском жаргоне это называлось «стрелять рябчиков». Рядом с Силантьевым в такой же неподвижности стояли еще двое наказанных. Передвинуть затекшую ногу или шевельнуть рукой они не могли — за это нарушение наказанный уже мог угодить в карцер, на хлеб и воду.

Когда отдохнувших после обеда матросов снова развели по работам, отстоявшего два часа под ружьем Силантьева опять направили в паре с Крауховым подкрашивать дверцы щитков электропитания. Силантьев подошел к ведерку с разведенным суриком, макнул кисть в краску и, ни к кому не обращаясь, не разжимая сцепленных зубов, пробормотал:

— Сука подлая!

Было в его голосе столько ненависти, что Сергей даже вздрогнул, он поспешно ткнул комендора в бок, сказал предостерегающе:

— Но-но! Не кипятись понапрасну…

А еще два дня спустя, когда за хорошую стрельбу Эссен велел дать всему расчету внеочередное увольнение, Сергей подумал, что, пожалуй, надо будет взять на нелегальное собрание и Силантьева. Парень свой, рабочий, не подведет. Правда, горяч маленько, да ведь и сам Сергей спокойствием не отличается и лишь с большим трудом сдерживается в подобных случаях… А Силантьева надо обязательно взять с собой.

На корабле уже было известно, что бригада из района Гангэ идет на несколько дней в Ревель. Нужно было заранее договориться с надежными людьми о встрече в Кадриорге.

«Казино».Превосходная программа! — «За грехи матери». Длина картины 1200 метров. Часть I: «Под звон бокалов. Дочь кокотки. Призыв смерти». Часть II: «Возлюбленный Лоренцо. Неожиданное возвращение. Я убил ее мужа». Часть III: «Неожиданная встреча. Смелый план. Правда восторжествовала».

«Те-Рояль-Био» — «Четыре черта, четыре!!!» 2-я часть.

Театр «Экспресс-Био» — «Безумие и любовь». — Захватывающая драма из современной жизни. В исполнении первоклассных артистов.

Цирк.В первый раз в Ревеле московский цирк Рудольфа Труцци!

Ресторан Хр. Мейера — каждый вечер концертная программа.

Аэродром по Нарвской улице — в субботу 2-го и в воскресенье 3-го июня в 6 часов вечера летит Уточкин.Полеты будут совершены независимо от погоды. Число билетов ограничено».

«Если встреча наблюдаемого с филером неизбежна, то не следует ни в коем случае встречаться взорами (не показывать своих глаз), так как глаза запоминаются легче всего».

Тирбах, Эльснер и лейтенант Затурский, сверкавшие ослепительной белизной кителей и фуражек, с нетерпением ожидали катера, который должен был доставить их на берег. На рейде в Ревеле стояли уже третьи сутки, и каждое утро свободные от вахт стремились в город, обещавший столько интересного. Конечно, это был не Гельсингфорс, но и здесь, в Ревеле, есть рестораны с недурной кухней, к примеру «Губертус» и «Жаке», да и при гостинице «Золотой лев» ресторан был неплох, а в «Горке» у Новых ворот предлагали довольно сносный дивертисмент. В Ревеле начал гастроли московский цирк Труцци, а на аэродроме по Нарвской совершал полеты на аэроплане знаменитый авиатор Уточкин, выступавший с этим номером в Петербурге и Гельсингфорсе.