Антанас Венуолис - Перепутья

— Хорошо вам спорить со своим королем, когда вы уже несколько десятилетий ни с кем не воюете. Нас с нашим князем связывают общие дела по нашей защите, а поэтому все мы бояре и все равны, — ответил ему Рамбаудас.

— Ну, а как у вас мелкая шляхта?

— У нас никакой шляхты нет.

— Тогда мелкие бояре?.. Или как вы их называете?

— Тоже боярами… В правах мы, бояре, все равны.

— А как с привилегиями?

— У нас нет никаких привилегий.

— Тогда чем же они отличаются от вас, а вы от них?

— Ничем.

— Ну, а эти полудикие жемайтийцы, которые в лесах живут и все еще идолам поклоняются?.. Как вы их называете?

— Если они конными или пешими вступают в полки или исполняют другие воинские повинности — тоже называем боярами… И я — жемайтийский боярин… Никаким идолам жемайтийцы не поклоняются, они верят во множество богов.

Магнат Польского государства не понял его и подумав спросил:

— Ну, а ваши Пикуолис, Ковас, Перкунас, Милда, Жемина… Разве это не боги?

— Но и не идолы. Это силы природы, вроде ваших святых, только названные другими именами, — осторожно объяснил боярин Рамбаудас.

Все-таки польский магнат обиделся за сравнение христианских святых с языческими богами и, скрестив руки, сказал:

— Наши святые — это благословенные мученики, пролившие кровь за святую веру римских католиков… А ваши кто? Болотные мерзости, черти из преисподней. Боярин, вы еще во мраке блуждаете. Вас еще не озарил дух святой…

— Боярин, боярин, я говорю о тех жемайтийцах, которые живут в лесах… Ну, а в Вильнюсском крае вы уже всех святым духом озарили?

— В Вильнюсском крае все литовские бояре окрещены и актом нашего милостивого короля одарены привилегиями и уравнены в правах с магнатами Королевства Польского.

— Неизвестно, подтвердит ли эти привилегии наш князь.

— Но ведь они дарованы нашим королем, государем Польши и Литвы. Князь не может ни подтвердить привилегии, ни лишить их.

— Это в Польше, но в Литве он хозяин.

— Не думаю, чтобы теперь бояре Вильнюсского края так легко отказались от своих привилегий, которые они заслужили у нашего короля, — усмехнулся вельможа.

— Тогда им придется отказаться от литовского подданства и перебираться в Польшу.

— Как это?! — возмутился польский вельможа, отпустил руку боярина Рамбаудаса и подчеркнул: — Теперь больше нет никакой границы между Литвой и Польшей… Послушайте, mości panie, что говорит канцлер князя. — С этими словами вельможа остановил проходившего мимо краковского каштеляна и повторил недавно услышанные слова Земовита: — Я всегда говорил, что не акт Кревской унии плохо составлен, а что его плохо объясняют… Вот канцлер князя говорит, что…

Вельможи поспорили. Подошли еще Спытко из Мельштейна, Миколай Мельджик, Миколай Сепинский и другие. Одни согласились с Рамбаудасом, другие поддержали сторону островецкого вельможи. Наконец разрешил спор мудрый краковский каштелян Ясько Топор из Тенчина:

— Это верно, mości panie, на сей раз о привилегиях бояр мы ничего не говорили и насчет границ ничего не решили, но мы собрались не в первый и не в последний раз; на другом съезде поговорим о границах обоих государств, а также о правах поляков в Литве и литовцев в Польше. — И вельможа польского государства, обняв жемайтийского «медведя», повел его к заставленному напитками столу.

— Если не будет дел поважнее, поговорим и о привилегиях бояр, — шутил вельможа Витаутаса, которого все старались обласкать.

— Ну и жемайтийский медведь, — буркнул островецкий магнат и подошел к епископу, чтобы посетовать на упрямство варвара.

В то время, когда во дворце, отведенном польскому королю, пировали, спорили и обнимались вельможи Литвы и Польши, а их государи потягивали из кувшинчиков чистую воду, рыцарь Греже никак не мог наговориться со своей возлюбленной Маргаритой Книстаутайте. Все, что до сих пор разделяло их, уже миновало, унеслось, словно вешние воды. В чужой, далекой стране они оба стали еще ближе друг другу, чем были в Жемайтии или Мариенбурге. Эта разлука не только не остудила, но еще сильнее разожгла их чувства.

— Маргарита, дорогая, — говорил Греже, сжимая белые руки возлюбленной и с мольбой глядя в ее светлые глаза, — после всего, что тобой выстрадано, а мною пережито, стоит ли нам медлить: замки твоего отца разорены, поместье — разграблено; братья — воины в княжеских полках, матери нужен покой, который только мы оба можем обеспечить ей, поэтому не лучше ли было бы нам обвенчаться сейчас?.. Хотя бы и в Вильнюсе?

— Нет, мой дорогой рыцарь Юргис, хотя мое сердце преисполнено благодарностью и любовью к тебе, хотя замок моего отца разрушен, поместье разграблено, братья мои — воины, а у нас с матерью нет крыши над головой, все равно пока что я не пойду за тебя… Когда два года назад ты с князем и бывшими твоими друзьями крестоносцами приехал в наш замок, я видела тогда, как задумчив и озабочен был наш государь… Сегодня он выглядит таким же, а может быть, его ждут еще большие дела… И как же, мой милый Юргис, я могу в такое тревожное время отнять у него одного из лучших витязей? Пожениться мы еще успеем. Но теперь ты служи ему, а я вернусь в свой замок, буду управлять им, буду работать, молиться за тебя и за него… Я буду ждать тебя, благословлять твои подвиги. А если…

— Что — если?

— А если нам суждено больше не увидеться, то я клянусь тебе, рыцарь: никому другому я не достанусь!

— Маргарита, я не оставлю тебя ни в замке, ни в другом опасном месте! Если ты теперь не согласишься выйти за меня, в таком случае я отвезу тебя на жемайтийское взморье, в Палангу, куда давно не ступала нога крестоносца и меченосца, где не только мужчины, но и женщины умеют мечом защищать свою свободу. Правда, пока Литва еще накануне великих сражений, но там будет безопаснее. Только оставив тебя там, я спокойно вернусь в княжеские полки…

— Рыцарь, дорогой мой, я тоже хочу быть свидетельницей твоих подвигов в этих походах, а до Паланги даже их отзвуки не донесутся…

Беседу прервал вошедший в горницу слуга, который сообщил, что светлейший польский король требует их в общий зал.

Когда боярин Греже и Маргарита Книстаутайте вошли в зал и, приблизившись к столу, за которым сидели государи со своими женами, поклонились, король вдруг хлопнул в ладоши, встряхнул волосами и обратился к пирующим:

— Mości panowie i panie! Здесь среди нас находится благородный боярин, бывший рыцарь ордена крестоносцев… Но он наших кровей: это потомок древнего рода прусских бояр Греже… Его предки были вырезаны крестоносцами. Хотя он, истинный христианин, и простил их как христианин, но не может простить их как рыцарь и поклялся вечно мстить ордену… Боярин Греже уже давно любит Маргариту, дочь нашего жемайтийского боярина Книстаутаса, христианку, и уже много лет носит на своем шлеме ее перчатку и мечом защищает ее красоту и добродетели. Поэтому сегодня мы и хотим их обоих осчастливить и соединить в супружестве. Маргарита Книстаутайте сирота, поэтому я буду ей отцом, а светлейшая княгиня Анна будет посаженой матерью. Венчание состоится еще сегодня в моей дорожной часовне. Обвенчает их мой каштелян. Я ей даю приданое и дарую в вечное пользование десять поместий в Польше! — закончил король и тряхнул волосами.