Елена Холмогорова - Вице-император (Лорис-Меликов)

Колонна Фадеева вышла в сумерках, когда фронтальный бой был в разгаре. Пока шли, совсем стемнело, и Семен Андреевич, ведя свои батальоны, взял слишком вправо – он не отличался топографическим чутьем, хотя сам же водил сюда команды охотников по ночам. Авангард увидел перед собой высокий бруствер, когда Фадеева отыскал адъютант генерала Лазарева с приказом немедленно отходить назад, поскольку задача уже выполнена. Как это выполнена, когда вот он, бруствер той самой батареи и, судя по голосам, раздающимся оттуда, неприятель ждет себе, поджидает нашей атаки? А ну, ребята, вперед!

Ребята и двинулись вперед. Взобрались на бруствер, оттуда вниз на турок, изумленных до немоты дерзостью кутаисцев.

А те заработали штыками, пробивая дорогу… Только куда? Орудия здесь дальнобойные, не те, на которые их посылали, турки бегут в панике в какое-то каменное строение. Только тут и понял полковник Фадеев, что маленько сбился с пути и оказался в неприступной крепости Хафиз-паша-табия.

Повезло лишь тем защитникам Хафиза, кто сообразил подбежать к воротам, ведущим в Каре. Прочих покололи штыками. В стенах казармы спасения тоже не было: солдаты выбили двери прикладами и взяли в плен десять турецких офицеров и 68 нижних чинов.

Убедившись, что крепость в наших руках, Фадеев приступил к делу. В Каре отправилась группа поиска, собранная из охотников лихим подпоручиком Ходаковским. Смельчаки таки пробрались в город незамеченными, произвели разведку и даже напились воды из фонтана. А кутаисцы занялись порчей орудий. К сожалению, специалистов в этом деле среди них не было, они немногого достигли: сняли семь замков и испортили несколько подъемных винтов.

Тем временем Гусейн-паша срочным порядком направил в Хафиз шесть батальонов, которые Фадеев в темноте принял за возвращающихся охотников Ходаковского. Он отворил было ворота, но, убедившись, что перед ним неприятель, приказал снова запереть их и открыть огонь. В ответ противник пустил в дело артиллерию с ближайшего форта Карадаг, расположенного на высокой горе к востоку от Хафиза. Дело принимало крутой оборот.

Адъютант, посланный к Алхазову с донесением о взятии Хафиза и за дальнейшими распоряжениями, не возвращался – делать нечего, надо решать самому. Фадеев приказал кутаисцам, взяв тела двух погибших солдат, раненых и пленных, тем же путем, через бруствер, возвращаться назад.

Ни на русском, ни на родном их армянском не найдется слов, чтобы передать досаду и Лорис-Меликова, и Лазарева, и Алхазова, когда лишь только утром узнали, что образец английского фортификационного гения неприступная крепость Хафиз-паша целых полночи была в наших руках. И как отчаянно горевал Яков Койхосрович! Он был всего в семи верстах оттуда и слышал выстрелы, но ни в какую разумную голову не могло взойти, что это доблестные кутаисцы, сидя в укреплении, отбиваются от бешеных турецких атак.

Нагоревавшись и надосадовав, генералы сделали выводы из ночных похождений колонны полковника Фадеева. Когда в начале осады Лорис-Меликов издал приказ о поисках охотничьих команд, он не думал о времени суток для штурма. Но после нечаянного взятия Хафиза стало очевидно, что Каре следует брать ночью. И безотлагательно. По данным разведки, город был достаточно обеспечен продовольствием и фуражом, чтобы выдержать и зиму, и весну в полной блокаде. Оружия и боеприпасов у турок тоже хватало, одних пушек 303. Зато нашим войскам зимовать без полушубков и валенок в палатках и постоянно думать о том, как разжиться фуражом, где и как печь хлеб и прочая и прочая, – дело рискованное. И снимать осаду бессмысленно, да и не получится второй раз обмануть бдительность противника. Осталось только убедить в очевидности Главную квартиру, которая даже после известия о победе Геймана у Деве-бойну, повергшего гарнизон в глубокое уныние, а жителей подтолкнувшего на открытое требование от коменданта сдачи Карса, все не решалась на штурм. Оно и понятно: великий князь хорошо помнил, чем обернулась неудача штурма 17 сентября 1855 года для наместника Кавказа Николая Николаевича Муравьева.

Корпус, не дожидаясь приказа главнокомандующего, стал готовиться к штурму.

26 октября генерал-адъютант генерал от кавалерии Лорис-Меликов отправил командующему гарнизоном Карса Гусейну-паше последнее письмо с предложением о бескровной сдаче города. Упрямый комендант ответом не удостоил. И тем самым ускорил развязку.

Наконец и главнокомандующий великий князь Михаил Николаевич счел необходимым немедленно приступить к овладению турецкой крепостью. Время штурма было назначено на ночь с 1 на 2 ноября.

Накануне по всем войскам была разослана диспозиция, составленная начальниками Главного и Корпусного штабов генералами Павловым и Гурчиным и подписанная командующим корпусом Лорис-Меликовым.

Помимо диспозиции корпусной командир, памятуя о неудачах 17 сентября 1855 года, когда на первых минутах боя турками были выбиты начальники колонн – генералы Ковалевский и Гагарин, а вслед за ними старшие чины, взявшие на себя командование, строжайше наказал командирам атакующих колонн и отрядов попусту не геройствовать и под пули без крайности не соваться.

Теплая осень в Турецкой Армении прекратилась в один день. Будто по приказу из Стамбула, с утра 1 ноября зарядил мелкий дождичек, в течение какого-нибудь часа превративший накатанные дороги в вязкие грязевые болота. С полудня задул северный ветер и повалил мокрый, липкий снег. В сумерки пал туман. Да такой густой – уже в трех шагах не различишь, что за силуэт перед тобой, дерево или человек…

Богу сверху, наверно, интересно было наблюдать, как два русских генерала, разделенные, согласно диспозиции, тремя верстами, одинаковыми словами клянут погоду, одинаковыми шагами меряют пространство каждый перед своей палаткой и каждые пять минут в беспокойстве смотрят то на темное небо, то на свой серебряный хронометр. Хронометры, правда, у генерал-лейтенанта Лазарева и генерала от кавалерии Лорис-Меликова разнились отделкой: у Лазарева на крышечке вытеснен амурчик, у Лорис-Меликова – орнамент из цветов.

Нетерпеливый Лазарев, с первого дня осады рвавшийся в немедленный бой, всех вокруг себя свел с ума вздорной придирчивостью, гонял несчастных адъютантов по отрядам проверять их готовность к выступлению, хотя и понимал: командиры в отрядах народ тертый и к штурму прекрасно подготовлены без всяких понуканий. Он кричал, грозил гауптвахтой, судом и хотя видел, что адъютанты не виноваты ни в чем, а ни дождя, ни снега под суд не отдашь и на гауптвахту не посадишь, уняться никак не мог. Отряды ждали сигнала к началу атаки, а снег и туман делали всякое движение трудным и бесполезным.