Льюис Уоллес - Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима

Это хвастовство возбудило всеобщий взрыв смеха.

— Но вы не можете принять участия в гонке, — сказала княжна, — вы не греки.

— Нет, княжна, это зависит от того, с какой точки зрения ты посмотришь. Если ты будешь решать вопрос не по происхождению, а по рождению и по месту пребывания, то мы греки почище многих знатных особ при дворе его величества. Водой из потока, пробегающего через нашу долину, утоляли свою жажду наши отцы сто лет тому назад, как мы утоляем ее теперь.

— Хорошо сказано. Отвечай также на мой новый вопрос, и я допущу вас до участия в гонке. Что вы сделаете с призом, если одержите победу? Я слышала, что вы не христиане.

— Мы не христиане! — произнес гребец, впервые подняв голову. — Я мог бы сказать, что вопрос о религии не поставлен в число условий гонки, но я не крючкотвор, а рыбак, и потому скажу прямо: если мы одержим победу, то поставим свой приз в громадное дупло старинного гигантского платана, растущего в нашем селении, и превратим это дерево в храм, который не уступит святой Софии в глазах всех, кому природа дороже человеческого искусства.

— Хорошо. Не допустить вас к гонке после такого обещания, данного при всем народе, означало бы покрыть себя стыдом в глазах Пресвятой Девы. Но отчего вас четверо?

— Нас было пятеро, но один из нас заболел, и по его совету мы хотим вызвать из присутствующих еще одного желающего!

— Хорошо. Вызывайте, — кивнула княжна.

Цыган выпрямился во весь рост и громко воскликнул:

— Сто нумий за гребца!

Ответа не было.

— Если не за деньги, то ради благородной княжны, щедро угощавшей ваших жен и детей, кто-нибудь выходи!

— Я! — произнес кто-то в толпе, и из нее выдвинулся цыган со своим медведем. — Возьмите кто-нибудь моего приятеля и подержите, а я займу место в лодке.

Громкий смех был ответом на эти слова, но княжна спокойно спросила у четырех цыган, довольны ли они своим новым товарищем. Они посмотрели на него с сомнением, а один из них спросил:

— Ты гребец?

— Нет лучше меня на всем Босфоре, и я это докажу. Возьмите кто-нибудь медведя. Не бойтесь, его ворчанье так же безопасно, как гром без молнии.

Он бросил ремень в руки человеку, вызвавшемуся подержать медведя, и спрыгнул в лодку. В одно мгновение он скинул с себя верхнюю одежду, засучил рукава рубашки и так ловко схватил весла, что его товарищи сразу успокоились насчет его умения грести.

— Не бойтесь, — сказал он вполголоса, — я обладаю двумя качествами, которые обеспечат нам победу: умением и выдержкой. Княжна, — прибавил он, обращаясь к Ирине, — позволь мне сделать вызов желающим биться со мной об заклад.

Сергий заметил, что цыган, говоря с княжной, обнаруживал необыкновенно учтивый, почтительный тон.

— Слушайте меня все, — продолжал цыган, вставая в лодке после того, как Ирина разрешила ему говорить, — вот кошелек с сотней нумий. Кто хочет биться со мной об заклад, что наша лодка выиграет?

Никто не принял его вызова, и он тогда прибавил, обращаясь к своим товарищам:

— Все равно. Если никто не хочет биться со мной об заклад, то этот кошелек будет ваш в случае победы. Пусть мы не христиане, но мы покажем себя и осрамим Буюкдере, Терапию, Стению, Бебек, Балту-Леман и Уенимихали. Ну, теперь, княжна, позволь нам занять седьмое место слева.

Вскоре княжна дернула за веревку, флаг взвился на мачте, и лодки двинулись при громких рукоплесканиях толпы.

Очень недолго лодки держались рядом, а вскоре выстроились одна за другой длинной лентой, причем впереди виднелся красный флаг. Обитатели Стении подняли победный крик, болея за своих, а когда стало видно, что цыгане оказались позади всех, то отовсюду раздались насмешливые презрительные возгласы:

— Ишь, хвастался-то цыган!

— Лучше бы вам сидеть дома и пасти коз!

— Они плетутся как черепахи!

— Одно дело болтать, а другое грести!

— Ха! Ха! Ха!..

Все эти насмешки хотя и долетали до цыгана, но не лишали его хладнокровия. Чтобы доказать превосходство своей лодки, он с товарищами приналег на весла и быстро очутился впереди всех. Но оставаться в этом положении всю гонку стоило бы слишком большой траты сил и могло помешать окончательной победе, а потому он крикнул товарищам:

— Хорошо, ребята, приз и мой кошелек ваши! Ну, отдохните немного. Пусть вас перегонят, мы успеем взять свое.

Таким образом, снова цыгане пошли последними, и так они держались до самой галеры, означавшей поворотный пункт гонки. По правилам надо было обогнуть справа, так что прямая выгода была первым обогнуть ее, потому что первая лодка могла выбрать себе путь и описать наименьшую дугу. За четверть мили до галеры гребцы на всех лодках стали напрягать свои силы, чтобы прийти к галере первыми, и только одни цыгане, по указанию своего руководителя, держали левее, так что им приходилось сделать наибольшую дугу.

На повороте, однако, обнаружилась вся ловкость этого маневра. Пять лодок так круто повернули, что столкнулись между собой, и между гребцами произошла жестокая свалка, причем была пролита кровь. Этим воспользовались цыгане и спокойно обогнули галеру вторыми.

Толпа на берегу замерла. Все-таки впереди виднелся флаг Стении, но за ним близко следовал черный флаг цыган.

— Что это? Кажется, цыганская лодка идет второй, — спросила княжна Ирина, и, получив утвердительный ответ, прибавила: — Пожалуй, христианский Бог найдет себе слуг среди неверных!

Увлекательность гонки усиливалась с каждой минутой. «Стения! Стения!» — слышалось в толпе, и пятеро представителей этого местечка так энергично работали веслами, что их победа казалась бесспорной. Но неожиданно посередине обратного пути черный флаг подался вперед и через несколько взмахов очутился впереди.

Все лица зрителей вытянулись, их головы поникли, и послышались печальные восклицания:

— Святой Петр от нас отвернулся! Ничего теперь не значит быть греком!

Цыгане пришли первыми среди мертвого молчания. Их предводитель бросил товарищам кошелек с деньгами и воскликнул:

— Спасибо, друзья, я доволен вами!

Потом он надел свою верхнюю одежду и, выскочив на пристань, преклонил колени перед княжной.

— Если у нас станут оспаривать приз, — сказал он, — то ты, княжна, видела, кто его взял, я полагаюсь на твою справедливость, на твою смелость.

Вскочив на ноги, он стал озираться по сторонам, отыскивая своего медведя.

— Он здесь, — крикнул кто-то в толпе.

— Дайте мне его, — произнес цыган, — он может служить примером для всех людей. Он честный, никогда не лжет и, зарабатывая много денег, отдает их мне. Дайте мне моего друга, он дороже мне всего на свете.

Вместе с этим цыган вынул из кармана опахало, брошенное медведю Лаелью, и стал обмахивать им свое раскрасневшееся лицо.