Александр Быков - Чепель. Славное сердце

Ближе к полудню легко сбегал к Управе, и быстрым шагом все вернулись обратно. В поле видимости дома пошёл один Горобей. Руки засунул за тряпяной пояс, рубаха заправлена неровно, ворот расстёгнут, усы торчат в разные стороны, голову в шею втянул, губу отвесил — вылитый местный городской придурок, будто только что проснулся, да с перепоя и забыл, где он, и кто он. Кудеяр и Прытко так и киснут за углом, глядя на такое. Ведь Горобей всегда волосок к волоску, особенно усы. Горобей пошёл к дому — кони на месте. Давай стучать кулаками! «Открывай жена — твой муж пришёл, на пороге стоит! С кем ты там родная от меня укрылась? Все патлы белые твои вырву, холера! Только попадись мне… Открывай! Муж пришёл!..» — пьянчужным таким, хриплым голосом.

С той стороны кто-то стал его увещевать, а пьяница бранится! Через какое-то время калитка в воротах открылась и вышел искомый чернявый удалец. Видно решил услужить хозяину дома. Ничего не скажешь — внушительного он вида. Долго он с пьянчугой не разговаривал, схватил его за шиворот и откинул от ворот, чуть в пыль не уронил. Пообещал побить, если сунется ещё. Горобей постоял, тупо вращая глазами, глядел на дом, на ворота, на улицу, ломал дурака очень убедительно. И уплёлся, наконец, совсем в другой край, не где друзья ждали. Вскоре пришёл с другой стороны причёсанный, заправленный как положено. И ходил кругом не даром, вернулся с пирогами, крынкой молока в руках и большим пустым мешком через плечо. «Тут, — говорит, — ярмарка недалеко, надо подкрепиться! А то этот ворюга отдыхает, а мы бедолаги, что — рыжие что ли?!» и подмиргнул Прытку.

Пообедали вот так за углом.

— А что-то вас сюды занесло, братья по оружию? — за спиной оказался десятник Гордей. Стоит, посмеивается. Друзья переглянулись — как не услышали, не заметили?

— Ты, Гордей, от своих дел давай не отвлекайся! И ту̀пай* тише, а то нам птицу важную спугнёшь. Сам-то чего тут? — сузил глаза Горобей.

— Я-то по делу — на ярмарке топоры разведать.

— Во-во гляди топоры, милок! Вон там ярмарка…

— Ещё и Михася молодого с двоими посылали. У них свои дела. Не видали?

— Гордей, мы вора ловим, не шуми… — думал, что подействует, сказал Кудеяр.

— А чего тогда на улице топчетесь? Пошли, заведу до хорошей вдовушки, там пересидите, квасом напоит, аль чего покрепче… за так!

— За так только блохи скачут… Не дури голову, ну!.. — цыкнул уже Горобей. — Только сюдой не ходи! Тудой ходи!

— Да, ладно… на таком сурьёзе… — Гордей, посмеиваясь, удалился в сторону ярмарки.

Ждали-ждали, дождалѝсь. Вышел чернявый один, одет хорошо без коней, огляделся. Пошёл тоже в сторону ярмарки. Горобей объяснил, что будут делать.

Чернявый подходил уже к торговой площади, к шумному рыночному веселью, вокруг люди снуют туда-сюда. И вдруг во мгновение ока у него с пояса срезали кошель, часть денег посыпалась на землю, а вор, быстро сверкая грязными пятками, побежал с кошелём в сторону от базара. Чернявый — за ним во всю мочь — столько денег! Бегает быстро босоногий юнец-воришка, а воин в силах да без доспеха — вообще стрелой летит. Воришка в проулочек завернул, чернявый за ним, ещё немного и…

Тресь — в лоб дубинкой! И чернявый распластался в пыли, как будто тут всегда и лежал мирно и тихо. Горобей довольно поплевал на ладони: «У-у, супостат, меня старого как ты таскал за шкварник!» Размотал с дубинки тряпочку — на лбу только шишка вскочит, а тряпочка ещё пригодиться. Кудеяр быстро скрутил руки-ноги пленённого, и кляп покрепче запихал: «Отлично, есть с чем возвращаться!» «А-а-а, плохо быть вором!» — пожаловался Прытко, прыгая на одной ноге — другую занозил, пока летал босиком. «И не говори… зато сколько почёту, гляди сейчас на руках его понесём!»

Сходили за жердью — как его иначе нести, быка большого. Повесили как охотничью добычу на жерди, в мешке и пошли. Что-то мычит, и народ немного странно поглядывает. Но это уже были мелочи.

Затем Кудеяр сходил, обзавёлся модной одёжкой на деньги из кошеля чернявого. Умылся, приоделся, вышел к друзьям показаться, похвалиться, куражно подбоченясь. Рубаха слегка зеленоватая, шёлковая, вышитая тёмно-зелёным узором, подпоясана тёмно-зелёным же кушаком с яркими медными бляхами. Кафтан с плечиками лёгкий узорчатый светлый, почти белый с тонким красным подкладом, степенной длины — до уровня колен. Притален кафтан в самый раз, полы сзади разрезные, узорами обшитые. Узоры на кафтане жёлтые как будто золотистые. Рукава от локтя разрезные, на скрепочках, в прорехи видна красивая рубаха. Воротник высоковатый стоечкой, тоже весь вышитый. Разговорчиков на кафтане ровно семь штук, бисером обмётанные. Штаны тёмно-синие в еле заметную продольную полосочку. Шапка лёгкая с синим верхом с собольей опушечкой. Сапожки тонкие летние красные с каблучком, с загнутым носочком, голенище фигурное, сзади на полпяди разрезное, по голенищу снаружи тоже узор пущен. Жарковато слегка, но важно. Арапы — те в жару вообще кутаются до пят. Да и вся вышивка-отделка на одёже не ради одной красы, а ради добротности и долговечности, чтобы меньше истиралось-оббивалось.

Усы с бородой у Кудеяра аккуратно расчёсаны, глаза тёмные, умные — ну точно какой-то купец-удалец, а то и вообще королевич. Прытко рот разинул: «Вот это да!» А Горобей руками сделал вширь: «Ай-я-яй, какой красавец, и коло нас затёрси! Вокруг тебя можно хороводы водить и любоваться, как вокруг нарядной берёзки! А то всё зброя, да на брюхе ползи, да по лесу шастай! Гляди, не упачкайся теперь!» А Кудияру приятно, посмеивается сдержанно.

Пошёл Кудеяр всё в тот же дом: «Меня господин послал, велел коней привести и вещи забрать! Ему надо срочно уехать и незаметно» — сказал серьёзно, твёрдо, но тихо, посмотрел много знающими глазами, и ему поверили. А Горобей в это время обзавёлся телегой — груз тяжёлый, коней надобно пожалеть, и самим можно в телеге спать по-очереди.

Выехали из города в ближайший лесок. Достали у пленника кляп, но мешок с головы не снимали, и Горобей страшным неузнаваемым голосом спрашивает, с выбрыком неместным деревенским выговаривает:

— Ты-ть, твою мать…! Хто такой говори! Есть мне резон тя в живых оставляти? А то-ть я голову с тя-ть сниму-у!

— А сам ты кто удалец? Зачем меня поймал? — не упал духом чернявый царьгородец.

— Я-ть вольный стрелок с больших и малых дорог, хто попалси, тот и виноват! Ха-ха, лупити тябе хоботом! — озорно поглядывая на друзей, вошёл в кураж Горобей. — Говори, хто таков, пока я слушать горазд!..

— Разбойник что-ли, удалой?

— Я-м те дамте «разбойник»! Язык-тоть у тебе длинён, могу подкоротить! — будто бы обижаясь, посуровел Горобей.

— Ну, ладно, а чего ты хочешь, скажи, может, я исполню за мою свободу.

— От ты-ть соображай давай. Чаво надо-ть, сам знаешь, золото давай — так и быть — отпущу.