Александр Быков - Чепель. Славное сердце

Немцы пока проснулись, всё вокруг них было уже охвачено огнём. В панике многие нашли свою смерть, кидаясь в самое пекло, в самое угарное задымление вместо свободного воздуха.

Э-эх! Не нравилась рыцарям такая война! Вместо молодецких поединков, вместо сметающего удара тяжёлой конницы на просторе, на чистом воздухе, при доброй еде и питье, выспавшись, в полноте сил и радостной романтики, вместо бегущего в панике безмозглого врага, их самих били! Их жарили огнём, душили дымом, травили ядом, резали ночью, когда людям положено спать, их уничтожали как крыс — любыми средствами. Обманывали во всём! Это было неуважительно, не по-рыцарски, это было… обидно.

Магистр громоподобно командовал. Вывел рыцарей и кнехтов перед крепость, на поле, свободное от огня. И, видя, что, чем дольше ждёшь, тем меньше с любой стороны места для отступления, тем жарче и всеохватнее пожар, вариантов почти не оставалось, велел трубить штурм. Одуревшие спросонья, от угара и от неожиданности находники, хватая лестницы, понеслись в атаку.

Через час ожесточённого штурма на стенах и у ворот в дыму и пламени, которые были повсюду, немцы, в конце концов, разбили Северные ворота. Бранибор и оставшаяся часть из бывшей полной сотни уже выстроились встречать хлынувших в крепость. На первую волну кнехтов и рыцарей обрушились заготовленные брёвна. Они были закреплены горой над воротами, и, высвободившись из враз перерубленных верёвок, безобразно калечили нападавших и хоронили их в месиве твёрдых углов и боли. Часть немцев, проскочившая в крепость, которых не коснулся бревенчатый завал, оказались отрезанными от остальных, и под отчаянные собственные крики были истыканы стрелами со всех сторон.

На низкой восточной стене кипел ожесточённый бой. Бранибор с людьми побежал туда. Врезался в атакующих на стене, разметал всех врагов, дружине и ополчению оставалось их только добивать.

Немцы растащили завал из брёвен, трупов и калек у Северных ворот. На вторую их волну высыпалась груда построечных камней, создавая снова завал из человеческой боли и страданий, снова отрезая забежавшим в крепость путь к отступлению. Мимо этой груды проскакивали особо рьяные вояки, грудились с оброняющимися от русов внутри крепости, закрывались щитами, делали стену, черепаху, медленно семеня, отодвигались от вопиющей горы покалеченных сотоварищей.

Когда за эту гору прошло около сотни, и те изготовились к новой атаке, Бранибор по̀днял булаву — с ворот на груду камней и людей полился греческий огонь и смола, полетели щепки, палки и дрова. Возник огромный погребальный костёр, поднявшийся выше ворот, сжигавший и живых врагов, отгородивший опять немцев тех, что снаружи от тех, что внутри. Бранибор бросился первым, его люди — вслед за ним. Беловежцы рубили и теснили врага в огонь.

Это был огненный ад. Для немцев Бранибор был главным демоном смерти. Он забирал жизни и по одной, и по две, и по три, и беспрерывно, и не было силы, которая могла бы его остановить. Тела врагов, казалось, разлетались от его ударов вдребезги. Да и не казалось, иногда разлетались. Демоны поменьше носились здесь и там, кромсая германскую плоть, расплёскивая их кровь, разбрасывая их головы, руки, ноги и кишки, уничтожая, у кого ещё были, иллюзии о богатой добыче и, вообще, о возвращении из этого опрометчивого, дурного противославянского похода.

Для небольшой толпы мирных селян, оцепенело от страха и любопытва зревших битву из руин главной башни Белой Вежи, всё выглядело иначе. Светлые боги во главе с воеводой-батюшкой Бранибором свет Буревоевичем в силе и славе малым числом противостояли концу света. В огне и дыму, за которыми уже не было видно божьего неба, они перемалывали на руду озверелые тёмные рати, что в неисчислимом множестве лезли со всех сторон. Что им тут было нужно?!! Как крылатые небесные воины Бранибор и его дружина летали от одной волны находников к другой, неизменно погашая чёрный пожар нашествия, сбивая его на землю, перекрашивая его в красный цвет… Только то один, то другой светлый бог вдруг оступался, падал на колено, приникал к земле. Некоторые поднимались и даже не раз, но некоторые и не поднимались. И светлых этих своих богов, к сожалению, становилось всё меньше и меньше. И чем их делалось меньше, тем меньше у всех оставалось надежды на жизнь.

Для Бранибора и его дружины это был самый главный бой. Всё другое забылось и перестало существовать. Остальное всё было неважно. Они не думали. Они твёрдо знали. Сейчас они творят будущий мир — своими руками, своими силами, своими характерами, своей кровью, своей жизнью и своей смертью. Мир будет таким, каким они его сейчас сумеют сотворить. Будут в нём царить родное, НАШЕ ДОБРО и справедливость или воцариться чужое, чуждое, уничтожающее нас. Дружинники бились за жизнь, за друзей, за дружину, за светлого князя Любомира Белояра, за доблестного и великого воина-богатыря Бранибора Буривоевича, за свои семьи, родителей, детей, за свои дома, добро, землю, уклад, волю, Родину, честь, за осколок Белой Вежи, что всё ещё стоит за них, за толпу селян, глядевших на них с надеждой. Потому, что надо было биться. Потому что это и есть жизнь воина. Дружинники бросались в бой, переведя дух, сменив оружие, скидывая броню, потому что уже не было сил её нести, ломая, торчащие из себя стрелы и копья, остекая руку вонзившую меч в сердце, потеряв дыхание, слух, зрение, руку, крича друзьям последним выдохом. Шёл восьмой час битвы. Умирали уже даже не от ран, а просто от усталости, изнемогши от усилий, перемучивши все человеческие возможности.

Немцы не имели столько сил.

Могучий Бранибор загораживал им путь. Он стоял в кольчуге с зерцалами, сверкавшими в сполохах огня. В простом шеломе-шишаке. В деснице — шиповатая булава вся красная. Ошуйно — его родной щит, подарённый отцом, весь в красном. Из-под кольчуги — красная (была белая) рубаха. На ногах красные сафьяновые сапоги со щитками. Всё лицо и всё на нём — в размазанной пыли, копоти и саже. Кочегар из пекла… Ничего в нём такого особенного нет… Просто богатырь… ПРОСТО…

«Пора… — подумал богатырь, — самое время…»

Пока дружинники из последних сил продолжали отражать уже более вялые атаки немцев, Бранибор спустился под руины Белой Вежи. Здесь, впереди и позади массивной двери, за которой длинный подземный ход шёл далеко за пределы крепости, сгрудились в ожидании своей участи множество женщин с детьми, раненных мужиков селян, оставшихся в живых после помощи против немцев, и деды здесь были и древние бабули — селяне. И раненые бойцы, к бою непригодные. Бранибор отыскал глазами Тверда:

— Поди сюда, сынок!

Тверд подошёл, глядя Бранибору в глаза. Бранибор присел на корточки, став вровень с хлопчиком: