Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

— Атакуйте эти сермяги, граф, и вы увидите — они разбегутся как зайцы! — напутствовал Реншильд графа Торнстона, командира ниландцев.

Их атаку фельдмаршал поддержал огнем своей единственной батареи. Шведские артиллеристы быстро и дружно сняли орудия с передков, развернули, навели, и четыре шведские пушки плюнули картечью по первому батальону новгородцев. Десятки солдат упали на выжженную землю осенними опавшими листьями. Под прикрытием пушек ниландцы бросились в атаку как одержимые и дорвались до рукопашной. Но встретили их не зеленые рекруты, а старые знакомцы по Фрауштадту и Ильменау. Ниландцы не выдержали встречи с русским трехгранным штыком и откатились.

— В чем дело, граф? Отчего вы не могли опрокинуть это сиволапое мужичье? — подскакал к Торнстону разгневанный Реншильд.

Граф был сбит с коня, при падении получил контузию, но все же ответил связно:

— Это не новобранцы, фельдмаршал. Иных я узнал в лицо: они дрались со мною еще в горящем Рэнсдорфе! — Граф и в самом деле узнал полкового адъютанта новгородцев Петьку Удальцова, налетевшего сбоку и выбившего его из седла. Тот яростный взгляд граф Торнстон тотчас вспомнил — ведь он, спасаясь от этого русского медведя в Рэнсдорфе, прыгнул тогда в сточную канаву.

— Отодвиньте ваших ниландцев, граф! — прошипел Реншильд и приказал второй линии: — Гвардия, вперед!

Шведская батарея подкрепила приказ фельдмаршала тремя залпами. А на остатки первого батальона новгородцев двинулся самый блестящий трехбатальонный полк шведской армии — гвардия. Смыкая ряды, гвардейцы прошли сквозь картечи русской полевой и полковой артиллерии и, подойдя на дистанцию, произвели шестикратный залп. Русские слабо отвечали. Первый батальон новгородцев попятился, и шведская гвардия вломилась в русскую линию.

И в этот миг к полковому знамени новгородцев, которое стояло перед их второй линией, подскакал Петр. Он кинулся в самую гущу баталии, понимая, что ежели прорвут и вторую линию, то весь ход сражения может перемениться.

Великие полководцы умеют выбирать решительное место и решительный час в битве. Нашел и это место, и свой час под Полтавой и Петр, когда приказал поднять полковое знамя и повел в штыки второй батальон новгородцев. Рядом с ним скакали полковник Бартенев и Удальцов, а знамя держал в крепких руках Васька Увалень.

Конечно, Петр несказанно рисковал в сей миг. Великан, да еще верхом на лошади, он был прекрасной мишенью для шведских стрелков. И в него делились: одна пуля попала в седло, другая сбила шляпу, третья угодила в золотой крест, висевший у Петра на шее (крест тот был старинный, присланный еще византийской царевной Софьей Палеолог [33] Софья Палеолог (?­–1503) — племянница последнего византийского императора Константина XI, жена (с 1472 г.) великого князя московского Ивана III. в подарок Ивану III [34] Иван III (1440–1505) — великий князь московский (с 1462 г.), сын Василия II. В правление Ивана III сложилось территориальное ядро единого Российского государства, началось складывание центрального государственного аппарата. Присоединил Ярославль, Новгород, Тверь, Вятку, Пермь и др. При Иване III было свергнуто монголо-татарское иго («стояние на Угре», 1480 г.), составлен Судебник (1497), произошло оформление титула — великий князь «всея Руси». , и, по преданию, принадлежал когда-то римскому императору Константину Великому). Военные историки до сих пор спорят, стоило ли Петру так рисковать под Полтавой. Но Петр правильно соотнес в тот миг личную опасность для себя с той опасностью, которая грозит всей России. И так же, как Дмитрий Донской бился на Куликовом поле в первых рядах воинов, Петр бился под Полтавой, потому как победи шведы, Россию ждал бы великий раздор и великая смута.

Второй батальон новгородцев остановил шведскую гвардию. А князь Михайло бросил им во фланг второй батальон семеновцев и обратил гвардию в бегство. Впрочем, бегство шведов стало уже всеобщим. Вслед за Упландским и Кальмарским полком бежали рейтары Крейца, сбитые русскими драгунами. Видя, что кавалерия Меншикова и Боура заходит в тыл, ударились в бегство и остальные полки шведской пехоты. Из девяти тысяч шведов, павших под Полтавой, большая часть была перебита во время этого бегства. Общий поток беглецов захватил и главнокомандующего фельдмаршала Реншильда. Вместе с двумя тысячами солдат и офицеров он попал в плен.

Но сам король, словно забыв о своей ране, сумел доскакать до запасного лагеря, куда Гилленкрок уже успел стянуть из-под Полтавы всю артиллерию. К счастью для Карла XII, регулярные русские части преследовали шведов только до Будищенского леса. Ведь русское войско было истомлено не только битвой, но и бессонными ночами накануне нее. Посему Петр распорядился дать армии роздых. Но уже вечером, как только спал зной, вдогонку шведам была послана гвардейская пехота под началом Михайлы Голицына и драгуны Боура.

Историки обычно охотно останавливаются на славном пире Петра I после Полтавской виктории, некоторый были приглашены не только русские, но и шведские пленные генералы, но меньше уделяют внимания, как было организовано царем Петром I общее преследование разбитого неприятеля.

Петр I после своего знаменитого пира сохранил трезвую голову: и для преследования шведов создал, по сути, такой же летучий корволант, какой был при Лесной. Помимо драгун Боура, в корволант были включены гвардейские и конно-гренадерские полки (так называемая «конная пехота») под общей командой Голицына. И наличие в корволанте «конной пехоты» сыграло под Переволочной не меньшую роль, чем при Лесной. Это был тот костяк, опираясь на который десятитысячный русский корволант по приказу Голицына смело развернулся для последнего сражения с 16-тысячной шведской армией. Навряд ли на это решился бы Боур с одними драгунами.

Удачным оказалось и назначение командующим корволантом Михаилы Голицына — генерала отважного и быстрого, что он уже показал в сражениях при Доброй и Лесной. Именно ему и принадлежат главные лавры в осуществлении успешной операции под Переволочной, приведшей к ночной капитуляции шведской армии.

Впрочем, не ограничившись посылкой «конной пехоты» Голицына и драгун Боура, Петр I на другое утро высылает за ними своего рода резерв, под командой самого Меншикова. Уже одно это усиливает нажим русских на отступающих шведов, и если первоначально их отступление шло еще более или менее организованно, то под давлением севшего им на хвост русского корволанта отступление шведов все более убыстрялось и стало походить на настоящее бегство. Так, если в первую ночь шведы прошли только 30 верст, то на другой день, после того как они сожгли у Новых Сенжар весь тяжелый обоз и усадили часть пехоты, прежде всего раненых, на обозных лошадей, беглецы промчались до Кобеляк 70 верст.