Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

Здесь Левенгаупт попытался было задержать русских, выставив против них 30 пушек, но шведская пехота отказалась прикрывать батареи и продолжала бегство. После совета с королем Левенгаупт приказал затопить пушки в местной речушке.

От Кобеляк шведы все еще могли перейти Ворсклу и уйти степью в Крым. Проводников — и запорожцев, и татар — у шведов было достаточно. Это и предлагал сделать Левенгаупт. Да и король знал, что в степях стоит уже крымский хан Девлет-Гирей, который только что прислал к Карлу XII дружественное посольство.

Несомненно, что, в отличие от очаковского паши, который не позволил шведам даже войти в крепость и тем обрек на уничтожение большую часть королевского эскорта, Девлет-Гирей, всегда слывший ненавистником России, выделил бы для поддержки отступавшей шведской армии и свою конницу, и провиант, и воду… Граница в степи между русскими и татарскими владениями была не размежевана, и хан всегда бы смог оправдаться перед Стамбулом за свою помощь шведам. Между тем перед командующим русским корволантом сразу встал бы уже не военный, а политический вопрос — сражаться или не сражаться с татарской конницей, ставшей между русскими и шведами?

Ни Голицын, ни даже сам Меншиков решить этот вопрос самостоятельно не смогли бы — решить его мог только царь. Но и Петр I, который не хотел войны с Османской империей, вряд ли пошел бы на это столкновение.

Словом, все, казалось, говорило шведам о том, что у Кобеляк надобно переходить Ворсклу и уходить в Крым. Так, кстати, советовал поступить королю и Левенгаупт. Однако король упрямо гнал армию к Переволочив. Еще с дороги он выслал вперед отряд подполковника Сильфергельма наладить там переправу через Днепр. Туда же, к Переволочив, опережая короля, мчался и Мазепа со своим конвоем. Ему, как предателю, угрожала лютая казнь, и Мазепа первым, конечно, явился к разоренной переправе.

Что касается Мазепы, то здесь все ясно: он уходил от русских кратчайшим и привычным для казаков путем — у Переволочны была традиционная запорожская переправа. Небольшому конвою Мазепы переправиться можно было даже у разоренной Переволочны: ведь казаки умели переправляться через реку, держась за хвосты своих лошадей, ну а для старого гетмана была припрятана пара челнов.

Но если у Мазепы был лишь небольшой конный конвой и уйти с ним было легко, то у короля была на руках пусть и разбитая, но армия, не только с конными, но и с пехотными полками и батарейцами. Здесь все обстояло гораздо сложнее, и представляется, что Карл XII взял направление на Переволочну, а не на Крым по двум причинам: во-первых, у него была плохо поставлена разведка и он не представлял себе, насколько разрушена переправа у Переволочны бригадиром Яковлевым, а во-вторых, он и здесь следовал за Мазепой, почитая старого гетмана большим знатоком этих мест. И только оказавшись 29 июня перед широкими водами Днепра и увидев разоренную переправу, Карл XII понял, что он совершил еще одну ошибку, заведя свою армию в ловушку. Король приказал срочно разобрать деревянную церковь и сколотить из досок и бревен плот, но сильное течение сорвало плот и унесло его по реке. И ни за какие деньги в Переволочне невозможно было найти лодки, а ведь для переправы армии нужны были сотни лодок! Наконец отыскали два челна и установили на них карету короля. Карл XII не сразу решился покинуть армию.

Но все-таки он бросил ее, так же, как Наполеон бросил свою армию после Березины. Для полководца-честолюбца, а именно такими были и Карл XII и Наполеон, собственная драгоценная персона была куда важнее погибающих солдат, которые вознесли их некогда к славе.

Передав командование Левенгаупту и отдав ему долгожданный приказ уходить с армией в Крым, король в ночь с 29 на 30 июни переправляется вместе с конвоем через Днепр и спешит к Очакову.

Отдавая армию под команду Левенгаупта, Карл XII не просто сдавал ее старшему по званию генералу, но и как «специалисту по ретирадам», сумевшему после Лесной спасти хотя бы остатки войск. Но что удалось Левенгаупту сделать после Лесной, не удалось у Переволочны. На рассвете 30 июня он увидел, как на холмах, замыкавших Переволочну с севера и востока, появились войска Михайло Голицына. А перейти Ворсклу и уходить немедля на юг от Переволочны было невозможно, поскольку пойма реки Ворсклы была широкой и болотистой. Король, по существу, сам загнал шведскую армию у Переволочны в капкан. Оставалось или сражаться или капитулировать.

Определенное влияние на шведского генерала, несомненно, оказала военная хитрость, примененная его противником. Михайло Голицын, дабы устрашить шведа, приказал растянуть линии, своих войск, расставив по флангам и во второй линии табуны лошадей, дабы создать большее впечатление. И молодому генералу удалось внушить шведам, что у русских около тридцати тысяч солдат, хотя на деле их было не более десяти. То, что Голицын развернул войска к бою, было смелым решением. Ведь он знал, что под первой Нарвой шведы пошли в атаку, не убоявшись 30-тысячной русской армия. Сейчас же у Левенгаупта было 16 тысяч солдат. Но боевой дух шведов был уже сломлен под Полтавой, и это ясно понимал Михайло Голицын.

А у шведов многоопытный Левенгаупт пошел на необычайную меру: стал запрашивать офицеров и солдат по полкам — готовы ли они биться дале за короля. А кто станет биться за короля, который ночью бежал от армии? Только офицеры гренадерского полка ответили, что пойдут в атаку в первых рядах. В остальных полках или мрачно молчали, или прямо заявляли, что дальше биться не будут!

И Левенгаупт отправил к русским генерала Крейца под белым флагом. Встретил шведского генерала, впрочем, уже не Михайло Голицын, а светлейший князь Меншиков, который, узнав о предстоящей капитуляции, примчался в передовой отряд на взмыленном коне. В рапорте царю светлейший, конечно, приписал себе все лавры капитуляции шведов под Переволочной. Михайло Голицын был отодвинут в тень. За Полтаву и Переволочну Меншиков наконец получил чин генерал-фельдмаршала, Голицына же пожаловали именьем. Всего сдалось под Переволочной шестнадцать тысяч солдат и офицеров. Русским досталась и полковая казна в четыреста тысяч рублей.

Трудно упрекнуть Левенгаупта, как это делал потом Карл XII, в том, что он решился на капитуляцию. Ведь еще у Кобеляк, где шведская пехота покинула свою позицию перед легкоконными казаками, проявилась уже полная деморализация шведского войска.

И потом, даже если шведская армия и превосходила корпус Голицына, то ведь за последним поспешал уже Меншиков, и Левенгаупт, конечно, понимал, что в случае сражения русские будут получать подкрепление за подкреплением, а к нему из-за широкого Днепра на выручку не явится никто. Следует учитывать и то обстоятельство, что в шведских войсках было много раненых и больных. В этих условиях Левенгаупт сделал то, что не решился сделать, скажем, Паулюс, в окруженном Сталинграде: не стал подвергать своих солдат новым мучениям.