Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга

— С чего ты взял?

— Но вы ж…

— Дурачок. Вас надо было выручать и самому под дубины не угодить. А кстати, где ваши ружья?

— Отобрали. Мы и стрелить не успели.

— Хорошо, что не успели. Потому синяками и отделались. А стрелили бы, вас растерзали на кусочки.

Обер-полицмейстер обратился к Смирнову:

— Зачем Амвросию понадобился этот ящик?

— Он все деньги хотел на Воспитательный дом потратить, там мы уже в долги влезли.

— Ах, нашел время владыка. Ступай, брат, в управу и от греха сиди там пока.

— Спасибо, ваше превосходительство.

Бахметев поскакал на Остоженку, где жил генерал-поручик Еропкин. И тут на Моховой увидел бегущую ему навстречу с дубьем группу людей, возглавляемых мордастым мужиком в синем балахоне, покрикивавшим начальнически:

— Ребята, не выдадим Богородицу!

— Стой, — поднял руку Бахметев, стараясь конем перегородить центр улицы. — Стой, говорю!

Орава остановилась в недоумении. Бахметев спросил строго:

— Куда бежите?

— Давай дорогу! — заорал «синий балахон». — Там Богородицу грабят.

— Те, кто посмел грабить Богородицу, мною арестованы и уже сидят в тюрьме.

Бахметев видел, как заколебалась толпа, запереглядывались меж собой люди. Надо было лишь приказать им, но, зная, сколь приказ раздражителен для возмущенной черни, обер-полицмейстер почти дружески посоветовал:

— Так что ступайте, ребята, домой, уносите ваше дубье. А тех грабителей будем судить по закону.

— А что им будет? — поинтересовался долговязый рыжий мужик.

— Я думаю, не поздоровится. Уж кнут-то обязательно, а может, и петля.

— Ну и слава богу, так и надо, — сказал удовлетворенно рыжий. — Айда домой, ребята.

Но «синему балахону» не понравилось, что так быстро истаяла его власть над толпой.

— Не слушайте его, братцы! — вскричал он, указывая на Бахметева. — Он брешет!

— Кто? Я? — грозно приподнялся в стременах обер-полицмейстер. — Да как ты смеешь оскорблять меня при исполнении? А ну! — Он властно оглядел толпу. — Вяжите этого мерзавца!

И сам удивился Бахметев, когда несколько человек во главе с рыжим кинулись исполнять его приказание. Они вязали «синий балахон», а тот возмущенно бормотал:

— Вы что, братцы? Спятили? Свово вяжете… Да ежели я… Да…

— Куда его, ваше благородие?

«В самом деле, куда?» — спохватился Бахметев. Такая задержка из-за этого дурака. И тут увидел недалеко будку.

— Тащите в будку. Держите до моего возвращения, а там я упеку его в подвал.

И поскакал на Остоженку.

Еропкин встретил его на крыльце своего дома.

— Что за набат? — спросил встревоженно.

— Беда, Петр Дмитриевич, народ взбунтовался. У Варварских ворот столпотворение.

— Из-за чего?

— Амвросий прислал за жертвенным ящиком у Богоматери, а там служба шла. Он в церквах бережения ради запретил служить, так народ к Боголюбской сбежался. Попы праздные и рады. Служат.

— Надо разогнать толпу, там же пол-Москвы, позаразятся.

— Так уж и так валяются на площади трупы, сам видел. А с кем мне разгонять? У меня десятка два наберется солдат, если с постов снять.

— Скажите капитану Волоцкому, снизьте караулы, где возможно. Наскребите хоть человек сто.

— Там их тысяч десять, не меньше, они нашу сотню вмиг сомнут.

— Пушки, выкатывайте пушки. Заряжайте картечью.

— Вот когда полк-то нужен.

— Я пошлю-за ним. Но пока он прибудет… Туда тридцать верст да оттуда… Если завтра к обеду будет, так хорошо.

— Пожалуйста, пошлите, Петр Дмитриевич. Надо бы и генерал-губернатору сообщить.

— Это само собой, полк только он может вызывать. Жаль, не дали старику передохнуть. Он только что отъехал.

— Ох, чует мое сердце, Петр Дмитриевич, быть беде.

Предчувствие не обманывало обер-полицмейстера. Он видел эту обозленную, озверевшую толпу, вооруженную дрекольем, жаждавшую пустить это дубье в дело, хоть на ком-то сорвать зло и страх перед моровым поветрием, косившим людей, словно траву. Бахметева с его горсткой людей спасла находчивость, когда он вроде бы принял сторону бунтующих в эпизоде с посланцами архиепископа.

«Этим не кончится, — подумал он. — Следующая очередь самого Амвросия. Надо бы предупредить».

Едва отъехал обер-полицмейстер от Варварских ворот, толпа, распаленная случившимся, уже забыла о молебне, она жаждала крови. Даже сами крестцовые попы, толпившиеся перед иконой и только что певшие хором акафист Богородице, забыли о ней. И они возжаждали крови архиепископа, тем более что толпа звала к этому:

— Смерть Амвросию-корыстолюбцу!

Раздавались и другие призывы: «Бить докторов, травящих народ!», «Разбить все карантины!», «Распечатать бани!».

В темном невежественном народе жила твердая убежденность, что моровую язву разносят доктора. И карантины придуманы ими для мора людей. Архиепископ, запретивший молебны в церквах, лишил людей последней надежды — обращения к Богу. Оттого и ринулись все к Боголюбской Богородице, может, она поможет. Оттого и возмутились решением архиепископа «ограбить» икону.

И тут поп Севка, с похмелья мучимый жаждой, вспомнил, что в подвалах Чудова монастыря находится винный погреб купца Птицына, вскочил на лестницу, приставленную у ворот, и закричал:

— Братцы, Амвросий в Чудовом. Айда туда!

— В Чудов, в Чудов! — подхватила толпа.

За Севкой побежало человек триста самых отъявленных и кровожадных. Все были с дубьем, кольями, рогатинами.

— Счас мы его причешем!

— Счас мы его благословим!

Безоружного Севку звало другое желание: «Эх, напьюсь наконец вдосталь». Он был почти уверен, что Амвросия нет в Чудове и вообще в Кремле: «Что он, дурак сидеть и ждать там».

Караульщики в Спасских воротах не из трусливых, особливо ежели в Кремль схочет въехать ротозей деревенский, близко не подпустят, а то еще и накостыляют для памяти.

Но, увидев, как через Красную площадь бежит толпа с дубьем, струхнули караульщики.

Солдат, стоявший в будке у моста через Алевизов ров [89] Алевизов ров существовал вдоль кремлевской стены со стороны Красной площади, в XIX в. засыпан. Назван был по имени архитектора Алевиза Фрязина, укрепившего стены и дно рва. , вообще носа не высунул, так и присел в будке и, глядя на мчащуюся мимо грозную толпу, крестился и бормотал испуганно: «Свят, свят, свят».

Из тех двух, что бдели в самих Спасских воротах, молоденький солдат предложил, бледнея:

— Може, пальнуть, пока они на мосту.

— Дурак! — осадил старший. — Жить надоело? Мотаем за угол, пусть их.

Так и стояли Караульщики, прижавшись за воротами к стене, когда мимо них неслась толпа хрипящих, матерящихся людей.

— Где он, с-сука?!

Чудов монастырь расположен сразу за Вознесенским монастырем — усыпальницей цариц. Если в Спасских воротах солдаты с ружьями не осмелились задержать стихию, то уж куда было устоять монахам в монастырских воротах.