Александр Кравчук - Нерон

Наиболее трагически завершилось дело одного египтянина, который завоевал себе немалый авторитет среди иерусалимского плебса как чудотворец. Тысячи простаков отправились за ним к Масличной горе, чтобы увидеть, как по приказу пророка рухнут городские стены, они же войдут в столицу в триумфе и славе. Однако вместо ангельских труб они услышали хриплые рожки легионеров. На беззащитные массы ринулись римская конница и пехота. Несколько сотен сторонников пророка пали убитыми на горе, около двухсот заковали в кандалы.

Через несколько дней во дворе одного из храмов поднялся гам. Толпа бросилась на какого-то еврея-чужеземца, крича, что он оскорбляет Завет. Мнимому виновнику угрожала смерть. Однако рядом с храмовыми постройками возвышалась крепость, именуемая Антония, — творение Ирода Великого. Издавна там стоял римский гарнизон. Дежурный офицер тотчас явился со своими людьми, чтобы успокоить волнение в зародыше. Вооруженные солдаты с трудом отбили из рук толпы этого человека и забрали с собой.

Офицер не мог понять причину шумихи. Он заподозрил, что это и есть тот египтянин, который сбежал несколько дней назад. Однако задержанный с гордостью заявил:

— Я иудей, родом из Тарса Киликийского!

Он испросил позволения обратиться к толпе. Та приняла первые слова тарсийца воем:

— Пусть убирается! Смерть ему!

Разгневанный офицер решил добиться истины простым и издавна испытанным способом — плетью и пытками. Виновник волнения, уже лежа распростертым на полу, крикнул надзирающему за процедурой центуриону:

— Так у вас наказывают плетьми римских граждан, да еще без приговора?

Центурион тотчас же помчался за офицером. Тот быстро явился, вопрошая:

— Ты действительно римский гражданин?

А когда услышал утвердительный ответ, не мог сдержаться, чтобы и самому не похвалиться:

— Я заплатил за римское гражданство порядочный куш!

И услышал на это спокойный ответ:

— Я же родился римлянином!

Тарсийца (его звали Паулос или Павел) оставили в крепости до выяснения дела. Впрочем, его невозможно было выпустить, так как в случае новых волнений он вряд ли уцелел бы. Командир не мог понять, откуда такая ненависть у евреев к единоверцу? Представил его синедриону.

Но и в этом высоком собрании не было согласия относительно его вины. Ибо когда Павел заявил: «Я фарисей и, как все фарисеи, верую в воскресение плоти!» — члены упомянутой секты, заседающие в совете, тотчас выступили в защиту задержанного… Все это не умещалось в голове офицера, привыкшего распознавать дела и принимать решения с солдатской простотой. В довершение всего ему сообщили, что группа фанатиков приняла решение убить Павла, когда назавтра его поведут из Антонии в синедрион.

В ту же ночь Павла под сильной охраной отправили из Иерусалима в Цезарию, где пребывал прокуратор Феликс. О событиях в городе и личности задержанного гарнизонный начальник Антонии информировал в письме следующего содержания: «Клавдий Лисий приветствует уважаемого прокуратора Марка Антония Феликса.

Этого человека схватили евреи, собираясь его убить. Я освободил его со своими людьми, так как мне стало известно, что он римлянин. Я пытался понять причину обвинений и представил его синедриону. Выяснил, что речь шла о спорных вопросах их Завета. Но в этом нет ничего такого, что может повлечь за собой смерть или тюремное заключение. Поскольку мне стало известно, что на этого человека готовится покушение, я решил сразу же направить его к тебе. Равно его обвинителям я велел, чтобы изложили свои обвинения перед тобой. С приветом».

Пять дней спустя в Цезарии происходил допрос перед Феликсом. Обвинители утверждали: задержанный — распространитель заразы между евреями всего мира как глава секты назареян, он виновен также в осквернении храма. Эти обвинения Павел категорически отвергал. Феликс отложил дело.

Тюремный режим в Цезарии был мягким. Павел мог принимать посетителей. Руководителем новой секты заинтересовалась Друзилла, жена прокуратора. Будучи иудейкой, она лучше понимала религиозные разлады своего народа, нежели ее муж, которого занимали только политика и деньги. С мнением Друзиллы Феликс очень считался, не только потому, что она происходила из царского рода, но и потому, что недавно родила ему сына.

Однажды Павел предстал перед ними обоими. Феликс и Друзилла расспрашивали его о новом учении. Узник принялся убеждать их, что Мессия уже пришел много лет назад; следует вести справедливый и добродетельный образ жизни, памятуя о Судном дне, который ждет всех. Эти наставления наскучили Феликсу. Он сказал:

— Теперь можешь идти. Я вызову тебя в соответствующее время.

Феликс беседовал с Павлом еще несколько раз, но принимать окончательное решение не спешил. Он был занят делами поважнее. Вся Иудея бурлила. Неспокойно было даже в Цезарии. Здесь все время вспыхивали стычки между евреями и сирийцами. Конфликты возникали по вопросу о том, кому управлять городом. В создавшемся положении легкомысленно выпускать на свободу человека, который однажды уже вызвал серьезные волнения.

Так прошли два года. Наконец (это был уже 60 год) Феликса сняли с должности. Новым прокуратором стал Порций Фест. Тот намеревался начать свое правление с примирительного жеста в отношении иудеев. Он готов был, уступая их требованиям, направить Павла обратно в Иерусалим и там предать его суду. И тогда узник подал апелляцию прямо на имя императора: это право предоставлялось ему, как римскому гражданину. Итак, пришлось направить Павла в столицу.

Тем временем Феликса, недавнего властителя жизни и смерти всех жителей Иудеи, чуть было самого не отдали под суд. Цезарийские иудеи пожаловались на него императору, обвиняя его в различных злоупотреблениях. Однако Нерон, воспитанник Хайремона, не был другом иудеев. Жалобу не приняли. Кое-кто утверждал, что Феликса спасло ходатайство Палланта, ибо тот хотя уже и не участвовал в политической жизни, но еще пользовался значительным влиянием благодаря своему многомиллионному богатству. Наверняка помогло Феликсу то, что сирийцы и греки из Цезарии направили в Рим две отдельные депутации. Последним повезло, ибо греки попали к вольноотпущеннику Бериллу, который заведовал греческой канцелярией императоров. К грекам Нерон всегда был благосклонен. Поэтому депутация вернулась в Цезарию с истинным триумфом. Она добилась отмены предыдущего распоряжения, которое предоставляло иудеям и сирийцам такие же права в управлении городом. С этого момента полнотой гражданских прав в этой столице тогдашней Палестины разрешалось пользоваться только сирийцам.

С этим евреи не могли согласиться, ведь все-таки Цезария находилась в пределах их родины. Они упорно стояли на своем, положение обострялось из месяца в месяц. Призрак большой войны уже отбрасывал кровавый отблеск на землю Иудеи.