Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга первая

– Она родственница герра Петера Кроу. Мы ее уложим к нему в постель. Вальтер может не найти подходящую девушку в Германии. Герр Петер пока вне подозрений, но дополнительная проверка не помешает…, – рассматривая фотографию, леди Антония вздрогнула.

На аэродром в Барахасе гражданским лицам хода не было, но Макса это не остановило. Фотоаппарат у него был отменным, объектив мощным. Макс парковал рено за полкилометра от ворот. Снимки выходили отличной четкости. Они с коллегами долго просматривали фото, но людей среднего возраста отмели сразу.

– С одной стороны, – задумчиво сказал Макс, – они боятся не только партии, но и жен. С другой стороны, их жены в России. Семейные мужчины, страдают без ласки. Ей восемнадцать, у нее длинные ноги, на нее любой клюнет. Однако молодежь более перспективна, если мы говорим о долговременных отношениях. Не с Далилой, – такое имя они дали леди Антонии, – а с нами, – они выбрали юношу, появлявшегося в обществе так называемого генерала Котова. Настоящее имя человека в кепке им узнать не удалось. Макс, презрительно, скривился:

– Еврей. У меня на них чутье. Среди коммунистов много евреев. Фюрер, в своей мудрости, отправил их в концлагеря…, – Макс ожидал, что Сталин, рано или поздно, поступит так же. Юноша евреем не был. Они промерили его лицо особыми, миниатюрными инструментами. Имени его они пока не знали, но это была работа Далилы.

Макс объяснил, что девушке надо познакомиться с объектом и привести его на квартиру, где они сидели. Белокурая голова клонилась все ниже. Он услышал тихий голос: «И все?»

– Конечно, нет, – удивился фон Рабе, поднимаясь:

– Не волнуйтесь, леди Антония. Я все покажу и расскажу…, – Тони вдохнула горький запах осенней травы. Длинные пальцы расстегнули пуговицы на ее кителе, рука скользнула под шелк рубашки Тони, погладила маленькую грудь. Она не могла двинуться с места. Фон Рабе провел губами по ее шее:

– Запоминайте, что вам надо сделать и где. Целоваться можете в передней, поцелуи нас не интересуют.

Макс поднял ее со стула:

– Здесь должен сидеть я, а вы должны стоять…, – заставив ее опуститься на колени, он расстегнул брюки:

– Вы такое делали, в Кембридже. Фотографии тому подтверждение. Неловко, правда, но я вас обучу…, – Тони поняла, что камеру встроили в раму картины, висящей на стене.

Он, небрежно, потрепал ее по голове:

– Лучше. Он должен раздеть вас и сам раздеться. Можете помогать, он будет взволнован…, – Тони стояла в шелковых панталонах и короткой рубашке, отведя глаза. Фон Рабе схватил ее за подбородок:

– Не отворачивайтесь, милочка. На фото у вас должен быть страстный взгляд. Если бы я хотел нанять проститутку, я бы так и сделал…, – он снял с девушки белье:

– Теперь стол. В Кембридже вы стояли, постоите и здесь. Непременно заставьте его сделать это…, – Тони, невольно, застонала. Он усмехнулся, снизу:

– Мы одни, но с гостем будьте раскованной, смелой…, – она вонзила ногти в кружевную скатерть, возненавидев себя за это. Тони, задыхаясь, попросила:

– Пожалуйста. Не надо, чтобы я…, – девушка услышала, как он улыбается:

– У меня все приготовлено, моя дорогая. Но с гостем придется быть безрассудной. Иначе он начнет задавать вопросы…, – Тони тяжело дышала, стол раскачивался, скрипел. Она скомкала скатерть и засунула себе в рот.

– Очень хорошо…, – похвалил ее фон Рабе:

– Повернитесь. Он подхватывает вас на руки, снимок вместе, и пусть несет вас в спальню…, – Тони оказалась у него на руках. Девушка, на мгновение, закрыла глаза: «Это не со мной, это дурной сон…»

В ванной ей стало больно. Она заплакала:

– Пожалуйста, не надо, зачем…, – фон Рабе наставительно, сказал:

– У вас не будет никаких средств под рукой. Терпите, так вы сможете избежать нежелательных последствий. О болезнях не беспокойтесь, у коммунистов с этим строго…, – Тони сдавленно рыдала, стоя на четвереньках, уронив голову на холодную плитку. Потом он разрешил ей принять ванну. Макс положил голову девушки себе на плечо:

– Улыбайтесь, леди Холланд. Вы утолили страсть, что называется. У вас должно быть довольное, счастливое лицо, и у него тоже. Запомните, куда вам надо смотреть, – он, почти ласково, поцеловал Тони в лоб: «Все получится, непременно».

В понедельник вечером, после поездки на фронт, Тони надо было вернуться в штаб армии. Фон Рабе сказал, что будущий гость, рано или поздно, там появится:

– Пофлиртуете, коснетесь его руки. Он молодой человек, он не устоит. Ведите его танцевать, и сюда, – фон Рабе курил, она одевалась.

Тони скорчилась на половицах:

– Может быть, меня убьют, в понедельник. Так было бы для всех лучше. Он обещал, что я должна сделать только это…, – тело, до сих пор, болело. Фон Рабе предупредил, что за квартирой на Пасео дель Прадо следят. В руках Тони была жизнь ее подруги и кузена Стивена:

– Не вздумайте бегать в республиканскую милицию, – фон Рабе вез ее домой, – тогда ваши фото отправятся в Лондон, а герцогиня Фриас и ваш кузен живыми Мадрид не покинут.

Тони знала, что так и произойдет. Девушка видела это в его голубых, спокойных глазах. Она повернулась на бок:

– Я все сделаю, и забуду о нем, навсегда. Уеду в Америку…, – Тони помнила каштановые волосы юноши, с которым она столкнулась на лестнице, в штабе фронта, слышала голос, с каталонским акцентом.

– Он русский, – горько подумала Тони, – русский, коммунист. А я его предаю…, – она выдохнула: «Только один раз».

В патефоне крутилась пластинка. Низкий голос покойного Гарделя пел о губах, что целуя, уносят грусть. В темном, звездном небе виднелись белые, блуждающие огни. Франкисты пока не поднимали самолеты в воздух по ночам, но майор Кроу сказал, что от них всего можно было ждать. На кухне горел свет, девушки готовили закуски. В гостиной, вспыхивали огоньки папирос. Стивен и Мишель сидели на подоконнике.

– Во время ночных налетов нельзя зажигать электричество, – майор Кроу смотрел на небо, – они будут бросать бомбы на освещенные дома, – летчик помолчал: «Впрочем, ты этого не увидишь. Завтра поезд уходит?»

Мишель кивнул. Состав немного задержался. Кураторы решили вывезти как можно больше картин, но сейчас все было готово. Завтрашним утром Мишель, на вокзале Аточа, в последний раз проверял вагоны. Днем он возвращался в Прадо, где Изабелла готовила к переносу в подвальные хранилища остатки коллекции графики, а вечером отправлялся в Валенсию.

– Очень хорошо, – пробормотал майор Кроу:

– Я бы, конечно, хотел, чтобы она, – майор коротко кивнул в сторону кухни, – с тобой уехала. И Антония тоже…, – он поморщился. Кузина Тони, увидев летчика, сказала, что отец разрешил ей поехать в Испанию. Майор Кроу отчего-то в этом сомневался. Девушка отводила глаза и краснела.