Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга первая

В Центральном Парке они взяли лодку, Марта отлично гребла. На середине пруда они говорили о Москве, о том, что Марта увидит парад в годовщину революции. Анна смотрела на играющие бронзой волосы дочери: «Если что-то случится, ее не пощадят». Случиться могло все, что угодно. Анна не знала, зачем ее вызывают в Москву. Официально, в радиограмме, говорилось о докладе.

– Теодора отправляют в Испанию…, – они сидели в летнем кафе, за бельгийскими вафлями с шоколадом, – нас разлучают. А если в Москве видели документы отца…, – Анна была почти уверена, что, кроме Владимира Ильича, никто не подозревал о настоящем происхождении Горского.

– Почти уверена, – повторяла она себе, – но папа дружил с Иосифом Виссарионовичем. Папа и с Троцким дружил. Троцкий подписал указ о награждении Теодора…, – Троцкий подписывал указы о награждении сотен человек. Партя приговорила Троцкого к смерти. Все люди, которые когда-то с ним встречались, стали подозрительными.

– Радек, – думала она, – Каменев, Зиновьев, Пятаков, Сокольников, Бухарин. Не Бухарин. Он был любимцем Ленина, и не Каменев, он чист…, – Анна подавила желание опустить голову в руки:

– Я ночевала у Троцкого на квартире, он за мной ухаживал, когда я болела. За двенадцать лет в Москве все изменилось, – впервые поняла Анна, – все другое. Я хотела доложить о настроениях Теодора, а если он меня опередил? Но ведь он меня любит…, – слушая болтовню дочери, она заставляла себя улыбаться.

В Америке, ей начал сниться Екатеринбург. В отеле Вилларда она поднималась, накидывая халат, и выходила на балкон. Она затягивалась папиросой, глядя на огни Вашингтона. Анна вспоминала темный, душный подвал, крики людей, свист пуль и тяжелый, металлический запах крови.

– Это не я его убила, – думала Анна, – не я выстрелила в мальчика. Вокруг было много людей, во главе с отцом. Стреляли все. Это была не моя пуля…, – она слышала незнакомый, холодный женский голос:

– Искупление еще не свершилось. До него далеко…, – она не понимала, кто говорит. Перед глазами вставал серый туман. Анна, пошатываясь, обхватывала голову руками: «Не надо больше, пожалуйста». Она не знала, у кого просит пощады.

В Вашингтоне, улучив момент, Анна зашла в публичную библиотеку. Пролистав подшивки газет, она нашла объявление о рождении отца, нашла некролог, спустя четырнадцать лет. Александр Горовиц утонул в Женевском озере, во время путешествия в Европу. Тело подростка не нашли.

– Утонул, – Анна пила слабый, горький кофе в какой-то дешевой забегаловке, – чтобы стать Александром Горским.

Ее дед был генералом, дядя, старший брат отца, погиб на войне. Анна поняла, что Мэтью Горовиц, ее кузен. В Нью-Йорке, дочь рассказала ей о докторе Хаиме Горовице и даже продиктовала адрес, у Центрального Парка. Анна ласково улыбнулась:

– Однофамильцы твоей бабушки, милая. Горовицей много, – она принесла телефонную книгу из передней гостиничного номера, – полсотни страниц.

Анна еще в столице узнала и о докторе Горовице, и о его детях.

– Мой отец был американским гражданином, – думала Анна, – и я, и Марта можем получить здешние паспорта, если я заберу документы из Москвы. Если нас выпустят обратно, если Теодора не арестуют. Или меня не арестуют, или нас обоих, – она не хотела думать о таком.

– Если он донес на меня…, – Анна закрывала глаза, чувствуя его поцелуи, обнимая мужа, – но о чем доносить? Троцкий, покупал мне аспирин и поил чаем, когда мой отец погиб. Даже о таком…, – она застонала: «Я тебя люблю, люблю…». Анна надеялась, что Теодор не сообщил ничего в Москву. Глядя в его спокойные, каре-зеленые глаза, женщина напоминала себе:

– Я тоже хотела рассказать о его сомнениях. Если он меня опередил? Если он хочет отдалиться от жены с троцкистскими связями? Марта ему не дочь, по крови. Он расстреливал детей, во время антоновского восстания. Белогвардейцы его называли, Латышским Зверем. Он и глазом не моргнет, если Марта…., – Анна обрывала себя. Такое было слишком больно.

– Но ведь и я, – она кусала губы, сдерживая стон, – я стреляла в девочек, моих ровесниц, в мальчика…., – услышав тяжелое дыхание мужа, Анна позволила себе всхлипнуть. Заплакать было бы подозрительно, она так никогда не делала. Это могло вызвать у Янсона вопросы.

Поехав на Арлингтонское кладбище, Анна постояла над могилами деда, прадеда, и дяди. Женщина смотрела на шестиконечные, еврейские звезды, на даты гибели. Горовицей было много. На старом, камне, серого гранита, было выбито: «Капитан Хаим Горовиц, Война за Независимость». В темно-синем, жарком небе кружили птицы.

Анна, оглядывалась, сжимая сумочку. Она села не в первое такси, а в третье, и не стала брать машину у отеля Вилларда. Она дошла до Пенсильвании-авеню, зная, что муж может пустить за ней слежку. Женщина велела себе быть осторожной. Анна вытерла глаза: «Я давно не плакала. Теодор ничего не увидит. Я вернусь в отель раньше него».

Прищурившись, она заметила русские буквы на надгробии, православный крест, над именем. Анна прочла фамилию. Женщина сжала руки в кулаки, до боли:

– Он мне рассказывал. Его дед здесь похоронен. Его бабушка была американкой. И он американец, он родился на Панамском канале, где его отец работал инженером. То есть он русский…, – Анна помнила шуршание дождя за окном, серые, мокрые, берлинские крыши. Женщина быстро сунула руку в карман пиджака. Она вцепилась зубами в шелковый платок, сдерживая вой.

– Я плакала, – она быстро, не оглядываясь, шла к выходу, – плакала, смеялась. И он тоже. Это в первый раз случилось, у меня, у него. Не думай о нем, – велела себе Анна, – забудь. Ты его никогда не увидишь…., – она положила руку на крохотный, золотой крестик, услышав его шепот:

– Он семейный, со времен незапамятных. Возьми его, возьми, любовь моя, – у него были нежные, такие нежные руки. Она села в такси:

– Всего неделя, тринадцать лет назад. Я не хочу о нем думать, не буду. Я не знаю, где он сейчас, и никак не узнать…, – машина стояла в пробке. Анна сомкнула пальцы на изорванном, шелковом платке. Надо было купить новый, точно такой же, а чек выбросить. По дороге к отелю Вилларда, она сделала массаж лица, в салоне при универсальном магазине. Веки почти не припухли. Анне показалось, что муж ничего не заметил.

Служащая одобрительно сказала:

– У мадам почти нет морщин. Вы, наверняка, ведете очень спокойный образ жизни.

Рассчитавшись, Анна оставила двадцать процентов на чай.

Марта ждала ее в гостинице. Анна купила дочери стопку женских журналов. Марта призналась, что в школе такое чтение запрещали. Женщина просмотрела глянцевые страницы, с фотографиями голливудских звезд, и модами сезона. Марта, с открытым ртом, изучала осенние платья от Шанель. Анна, ласково, подумала: