Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга первая

– Джованни тогда был женат, – леди Кроу держала сына за руку, – Николас обвенчался с Джоанной, Джон женился. Все овдовели, шестеро сирот на троих осталось. Но вырастили детей, слава Богу…, – после смерти отца, на «Титанике», Юджиния, в двадцать три года, оказалась главой концерна. Через год началась война, Михаил пошел добровольцем в армию. Он стал офицером в соединении, где служил дядя Юджинии, Петр Степанович Воронцов-Вельяминов.

– И Федор, – Юджиния всегда называла кузена русским именем, – при отце состоял, ординарцем. С четырнадцати лет он в армии. И тетя Жанна в госпитале работала…, – муж погиб мгновенно, при разрыве немецкого снаряда. Через три месяца после его смерти родился Питер.

Юджиния знала о племянниках мужа. Михаил, в тринадцатом году, ездил в Россию. Вернувшись, муж, мрачно, сказал:

– Семен, то есть Арсений, детей забрал и увез в ссылку…., – получив письмо от знакомых Михаила в тюремном управлении, извещавшее о рождении малышей, они решили растить мальчиков в Лондоне:

– Каким бы ни был мой брат, – отрезал Михаил, – дети ни в чем не виноваты. И они семья. Папа всегда нам…, мне, – он помолчал, – мне говорил, что нет ничего дороже семьи.

Юджиния положила голову ему на плечо:

– Конечно, милый. Мы их воспитаем, поставим на ноги…, – услышав, что дети в Сибири, Юджиния возмутилась: «Зачем твоего брата вообще к ним допустили! И почему его не повесили, до сих пор?»

Муж, угрюмо, затянулся папиросой:

– Арсений попал под амнистию государя. Он, правда, успел еще один срок заработать. Поехал в Туруханск, детей туда повез. Он, все-таки отец…, – вздохнул Михаил.

Свернув к деревеньке, Юджиния припарковалась у освещенного паба. В пятницу вечером завсегдатаи сидели допоздна. Из полуоткрытых дверей пахло табачным дымом, фермеры пили свою пятничную пинту.

Леди Кроу думала о лете, когда Федор, наконец, добрался до Европы, с остановкой в Стамбуле. Устроив Жанну на рю Мобийон, наняв хорошую сиделку, отправив Мишеля и его мать на юг Франции, кузен приехал в Лондон. Питер тогда был пятилетним ребенком. Юджиния не стала рассказывать сыну, что его дядя, Семен Воронов, убил Петра Степановича Воронцова-Вельяминова, и не стала, разумеется, говорить, что случилось с Жанной.

– Он тоже погиб, Семен…, – юноша помотал рыжей головой:

– Я никогда себе не прощу, что не увез маму в Ялту, что она осталась с отцом, на Перекопе…, – он вытер глаза. Юджиния, ласково сказала:

– Твоя мама с шестнадцати лет рядом с твоим отцом была, милый. Ты знаешь, ни на один день они не расставались. Она не могла его бросить. Не вини себя, может быть…, – заметив, как похолодели глаза Федора, она осеклась.

– Мама никогда не оправится, – сказал юноша, – болезнь…, – он помолчал, – не остановить, лекарств не существует. Просто вопрос, – Федор справился с собой, – времени. Разум к ней не вернется, – он все-таки заплакал. Юджиния наклонилась, обнимая его широкие плечи, шепча что-то ласковое. Когда большевики захватили Владивосток, из города отплыли последние корабли с остатками белой гвардии. Федору пришло письмо из Харбина, от его знакомца, детских лет, Гриши Старцева. Внук Алексея Старцева, переправившего Марту через Аргунь, служил у атамана Семенова. Церковь в Зерентуе, где венчались родители Федора, разрушили. Храм сжег комиссар Горский, загнав туда взятых в плен белых казаков.

– Кладбище тоже не сохранилось, – написал Федор из Парижа, – могилы Воронцовых-Вельяминовых перепахали снарядами. Юджиния, если бы я мог, я бы сам убил Горского, однако он тоже погиб…, – перо кузена остановилось. Федор, наконец, дописал:

– Что касается детей Воронова, Юджиния, то никто о них не слышал, и никто не знает, где они….

Когда сын подрос, Юджиния рассказала ему об отце, но о кузенах упоминать не стала. Михаил, до войны, защищал в суде суфражисток и отстаивал права рабочих. Она говорила о Петре Степановиче Воронцове-Вельяминове, строившем железную дорогу до Тихого океана, о его деде, декабристе. Питер, внимательно, слушал. Сын, тихо спросил:

– И никак могилы не найти теперь, мамочка, и церковь не восстановить?

Они сидели над картой Советского Союза. Юджиния вздохнула:

– Никак, милый. Дядя Натан тоже пропал, старший брат дяди Хаима. В Польше, когда война началась…, – Питер встряхнул головой:

– Все равно, мамочка. Когда-нибудь, я туда поеду, и все разыщу. Обязательно.

Пока что сын летел в Германию, что заставляло Юджинию, второй месяц, волноваться. Она напоминала себе, что раввин Горовиц тоже сейчас в Германии. Аарону, как еврею, это было опаснее, чем Питеру.

– Он мальчик, Джон…., – отчаянно сказала Юджиния герцогу, – ему всего двадцать один. Он четыре года жизнью рискует, с Мосли и его бандой. Может быть, отказаться от поездки? – Юджиния понимала, что такой шанс упускать нельзя. Питер в Берлине получил бы драгоценную информацию о военном потенциале Германии, и о будущих намерениях Гитлера.

Подхватив саквояж, забрав у хозяина ключи, Юджиния шмыгнула на черную лестницу. Леди Кроу успела открыть дверь комнаты, и разбросать постель. Сзади раздался знакомый, немного надтреснутый голос: «Машина ждет».

Герцог носил обычный, потрепанный пиджак, и старый пуловер из шотландской шерсти. Он пригладил коротко стриженые, светлые, с почти незаметной сединой волосы. Они все были почти ровесниками, однако Юджиния подумала:

– Джованни моего возраста, а выглядит старше Джона.

Герцогу было пятьдесят два:

– Он рано поседел, Джованни, – Юджиния вдохнула знакомый запах дымного леса, палой листвы. Женщина, отчего-то, сказала: «Я пистолет везу».

Джон подхватил ее саквояж:

– В Германию Питер оружие не возьмет, не надейся. Это все равно, что разгуливать по Берлину с плакатом: «Я сообщаю сведения британской разведке». Я его проинструктирую, чтобы он даже не приближался к раввину Горовицу. Впрочем, – Джон спустился вниз, – им и встречаться негде, – усадив Юджинию в черную, закрытую машину, герцог устроился за рулем.

На поле авиационной базы, Юджиния поняла: «Он не кашлял сегодня. Он говорил, что, волнуясь, не кашляет». Джона отравило ядовитыми газами под Ипром. В том сражении, тяжело ранило нынешнего барона де ла Марка, а во втором эшелоне, под обстрелом армейского госпиталя, погиб Пьер де Лу.

– Лаура приехала, Джованни ее в Кембридж отправил, – Юджиния поднялась по узкой, металлической лесенке на борт военного дугласа. Герцог подождал, пока закроют дверь:

– Я знаю, я заезжал в Уайтхолл, с утра. Ее в Японию, скорее всего, пошлют.

– Бедный Джованни, – Юджиния сняла шляпу. Самолет задрожал, разгоняясь:

– Ничего. Мы здесь, мы поможем…, – молодежь ничего не знала о Питере, так было безопасней. Она приняла от сержанта жестяную кружку с горячим кофе. В салоне было полутемно, в открытой двери кокпита, тускло светилась приборная доска. Лондон, россыпью мерцающих огней, уходил вдаль. Дуглас взял курс на север, к Ньюкаслу.