Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

Румянцев приказал Вейсману произвести решительный поиск в район Карасу, дабы приковать к себе внимание противника, а после занятия им Карасу идти к Гуробалам и атаковать засевшего здесь неприятеля с тыла. Одновременно с этим приказанием Румянцев направил ордер Потемкину, предложив ему переплыть Дунай против местечка Ликорешт и ударить на гуробальский лагерь со стороны Силистрии, согласуясь с действиями генерала Вейсмана.

Сражение за Гуробалы было коротким. Увидев против себя отряды Вейсмана и Потемкина, турки открыли беспорядочную стрельбу, затем, бросив лагерь, отступили к Дунаю в сторону Силистрии. Их преследовали до самой крепости.

Захваченные пленные показали, что в Силистрии находится 15-тысячный гарнизон, не считая 20 тысяч человек под командованием Османа-паши, стоявших отдельным лагерем близ этой крепости. Кроме этих войск в распоряжении визиря имелось еще до 70 тысяч человек, стоявших в Рущуке, Никополе, Шумле и других пунктах. Простые расчеты показывали, что турецкая армия превосходила русскую числом солдат в два раза. Однако такая разница в силах не поколебала русских. 9 июня начали переправу первые полки, а 10 числа на той стороне Дуная была уже вся армия.

Главнокомандующий переправился последним. В сопровождении небольшого отряда охраны он сразу же поскакал в сторону Силистрии, откуда доносилась пушечная канонада. Наступление на Силистрию по его поручению возглавил генерал-поручик Ступишин, присоединивший к себе корпуса Вейсмана и Потемкина.

Румянцев не вмешивался в действия войск, наблюдая бой со стороны. Это было так на него не похоже!.. Обычно непоседливый, нетерпеливый, вникавший даже в малые детали баталий, он вел себя так, словно крепость, о необходимости взятия которой еще недавно говорил, перестала его интересовать.

— Может быть, туркам ультиматум предъявить? — обратился к нему Ступишин.

— Ежели так считаете, можно попытаться, — бесстрастно ответил Румянцев.

Парламентером был послан капитан Зумбатов, уже не раз ходивший к туркам с подобными поручениями и которого лично знал сам визирь. В крепость его впустили при заходе солнца, а выпустили в полночь.

— Ну что? — встретили его у фельдмаршальской палатки.

— Полный отказ.

Зумбатов показал письмо, врученное ему комендантом, и тут же перевел его текст. В письме комендант бахвальски заявлял, что уже принял меры для окружения и уничтожения русских войск и намерен не только не отдавать крепость, но не позволит русским взять из нее ни одного камня, ни одного гвоздя.

— Что удалось увидеть в крепости? — спросил Румянцев, не став комментировать содержание письма. Другого ответа от турок он и не ожидал.

— Численность гарнизона тысяч пятнадцать, — отвечал Зумбатов. — Пушек более ста, в том числе много новейших, французских. Турки не завязывали мне глаза, наоборот, они хотели, чтобы я увидел как можно больше.

— Обычный турецкий трюк, — усмехнулся Румянцев. — Они хотят, чтобы мы убедились, как они сильны, и оставили их в покое.

— Будем штурмовать? — спросил Ступишин.

— Потом решим, — ответил Румянцев и стал укладываться спать.

Собственно, решение было уже принято, он только никому о том не говорил. Никакого штурма, конечно, не будет. Наблюдая сегодняшние сражения, он понял, что план кампании, состоявший в захвате придунайской крепости Силистрии с последующим наступлением, на Балканы, при сложившемся соотношении сил не годится. Турки умели защищаться в крепостях, и штурм Силистрии мог обойтись русской армии ценой полутора-двух десятков тысяч жизней. А ведь кроме Силистрии были еще другие крепости! Нет, сей план не годится. Нужен другой план. Не штурмовать и не осаждать крепости, а блокировать подвижными отрядами — вот что нужно! После того как между крепостями и ставкой визиря будет прервано сообщение, они не будут представлять серьезной угрозы для наступающей армии… «Надо все дело повести иначе, — засыпая, думал Румянцев. — Не в покорении крепостей ключ к миру, а в разгроме главной визирской армии».

Русская армия простояла у Силистрии три дня. За это время она овладела последним турецким редутом, прикрывавшим крепость с запада, но склонить гарнизон к сдаче не смогла. К исходу третьего дня на Базарджикской дороге появился конный отряд численностью до семи тысяч всадников. Корпус Потемкина тотчас напал на него. Турки были разбиты наголову.

— Допросите пленных, узнайте, что за отряд и с какой целью сюда шел, — распорядился Румянцев.

Вскоре ему доложили, что разбитый отряд представлял собой авангард Базарджикской армии Нумана-паши, посланной визирем на помощь Силистрии и находящейся сейчас в тридцати верстах от крепости.

— Численность армии?

— Двадцать тысяч конницы и пехоты.

На следующий день один из разъездов обнаружил крупный турецкий лагерь близ деревни Кучук-Кайнарджи, что в нескольких верстах от левого фланга русской армии. Точно определить силы неприятеля было невозможно, поскольку он стоял за лесом, к которому с нашей стороны вело узкое дефиле. Генерал-майор Муромцев, ездивший на рекогносцировку, уверял, что турок было около десяти тысяч.

Присутствие неприятеля у Кучук-Кайнарджи угрожало тылу нашей армии в случае ее отступления к переправе. Румянцев принял решение выставить против него корпус Вейсмана, усилив его двумя кавалерийскими полками. Большего он выделить не мог, поскольку берег силы для сражения с армией Нумана-паши, направлявшейся, по показаниям пленных, к Силистрии. К тому же фельдмаршал был уверен, что Вейсман вполне справится с 10-тысячным отрядом и теми силами, какие у него имелись.

Расчеты фельдмаршала, однако, оказались ошибочными, и виноват в этом был генерал Муромцев, сделавший неправильную рекогносцировку. Как выяснилось позже, у Кучук-Кайнарджи находилось не 10 тысяч, а 30 тысяч отборного турецкого войска, в том числе тысяча пехотинцев — далкилычей, неустрашимых головорезов, дающих клятву драться с противником только на саблях. Это была та самая армия Нумана-паши, встречи с которой ждал Румянцев на подступах к Силистрии.

Генерал-майор Вейсман, получив приказ Румянцева, немедленно выступил к лагерю противника. Он пока еще не знал, как велик неприятель, на которого покушался. Да это его сейчас и не занимало. Привыкнув считать противника только после сражений, он боялся одного: как бы турки преждевременно не снялись с лагеря и не отрезали бы путь армии к Гуробальской переправе. Если бы эта случилось, он тогда не выполнил бы поставленной перед ним задачи.

Не доходя версты две до турецкого лагеря, Вейсман наткнулся на крутые горы, заросшие непроходимой чащей. Пока в чаще искали проходы, наступил вечер, Вейсман решил заночевать, дать людям перед боем хорошенько отдохнуть.