Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

По предложению комиссии был принят также новый пехотный строевой устав. Для ведения учащенной стрельбы «густые» ротные колонны заменялись батальонными. Если раньше было четыре типа каре, то теперь их стало два — «огибное» и полковое на походе. В развернутом строю уменьшалось число шеренг. Упрощались некоторые перестроения, сокращалось число ружейных приемов.

Румянцев с одобрением относился к нововведениям. Он не соглашался только с тем, что новый устав, как и прежний, главное внимание обращал на ведение огневого боя, частой залповой стрельбы из развернутого строя, тогда как о штыковом бое упоминалось лишь вскользь. В уставе, хотя и не так броско, а все ж отразилось преклонение перед прусской военной системой. В нем сохранялось немало всякого рода тонкостей сложной плац-парадной экзерциции, рассчитанной на создание внешнего эффекта в ущерб боевой подготовке. Не был решен также вопрос подготовки офицерских кадров.

«Многое еще надобно сделать, изменить, поправить», — думал Румянцев.

До Глухова добрались лишь на третий день. Графиня Екатерина Михайловна так обрадовалась приезду мужа, что, опередив лакея, сама приняла от него шляпу.

— Слава Богу! Мы так боялись!.. Думали, уж не случилось ли что?..

Румянцева, однако, встреча не тронула.

— Прикажите подать чай, — устало сказал он и направился к себе в кабинет.

Чай Екатерина Михайловна принесла сама. Взглянув на нее, Румянцев понял, что у нее есть к нему разговор. Она заговорила о детях, о том, что они стали уже взрослыми, их надо учить по-настоящему. А что может дать им гувернер француз Моно? Правда, человек порядочный, но много ли от того проку, если все его знания шпажным делом кончаются? Тут надобен образованный учитель, но где взять такого? Нашла она одного местного, так он день придет, два гуляет…

Она говорила с волнением. Он слушал ее рассеянно, попивая чай, и, когда она кончила, сказал:

— Вам надобно возвратиться в Москву.

— В Москву? — Екатерина Михайловна даже села от неожиданности.

— Там сможете нанять более достойных учителей.

Заметив появившуюся на ее лице бледность, он постарался изменить тон:

— Я принял сие решение не потому, что не желаю заботиться о семье. На то есть причины. Предвидится война с турками, и оставаться вам здесь небезопасно. К тому же обстоятельства, которые сейчас складываются, обязывают меня постоянно находиться в войсках.

— Воля ваша, батюшка, — покорно промолвила графиня. — Коли так угодно, мы выедем…

И в сузившихся глазах ее появились слезы.

В Зимнем дворце ждали из Царского Села императрицу. 26 октября ее величество соизволила привить себе оспу, чем восхитила весь Петербург. Об этом «врачевательном действе», придуманном в Лондоне и почти совсем не известном в России, ходили самые невероятные слухи. Уверяли даже, что у многих англичан, коим учинено оспное привитие, выросли коровьи рога. Поскольку такие украшения представлялись не очень-то заманчивыми, то от прививок все шарахались, как черти от ладана. Екатерина первая протянула руку под ланцет. И вот теперь после короткого отдыха в сельской тиши возвращалась в Петербург. Кстати, врачи советовали ей не спешить, пожить в селе еще немного, но она не вняла их совету. В Петербурге от нее ждали решений по случаю объявления Турцией войны России.

Вызов Порты не был неожиданностью. Войну ждали со дня на день. Румянцев писал из Малороссии: «Последнее уведомление, что мне сообщено от киевского генерал-губернатора Вейкова из письма к нему пребывающего в Константинополе вашего императорского величества тайного советника Обрескова, прямо уже гласит, что собрание на границах многочисленных татарских и других войск, запасение магазейнов и распоряжения при самом султанском дворе являют вид намереваемой против областей вашего императорского величества непременной войны».

Туркам не хватало только повода для начала военных действий. Но теперь нашелся и повод. В июле 1768 года отряд гайдамаков при преследовании барских конфедератов, бежавших с поля боя, вторгся в пограничные селения Балту и Дубоссары, принадлежавшие крымскому хану, и вгорячах спалил несколько домов. В добрые времена Порта не обратила бы на это, внимания, но теперь она подняла такой шум, словно начался всемирный потоп. 25 сентября верховный визирь вызвал русского посланника Обрескова и предъявил ему ультиматум для передачи правительству. Порта в категорической форме потребовала от России немедленно вывести войска из Польши и более не вмешиваться во внутренние дела этой страны. Обресков отказался принять такой ультиматум, пообещав, однако, довести его содержание до Петербурга. Визирь нашел поведение посла вызывающим и приказал посадить его со всем персоналом посольства в подземелье Семибашенного замка.

— Возмутительно!.. Неслыханно!.. — не смолкали возмущенные голоса тех, кто пришел встретить императрицу. Пришли же именитые из именитых: фельдмаршал Кирилл Григорьевич Разумовский, генерал-аншеф князь Александр Михайлович Голицын, его брат вице-канцлер Алексей Михайлович Голицын, вице-президент военной коллегии Захар Григорьевич Чернышев, генерал-аншеф Михаил Никитич Волконский, генерал-прокурор Александр Алексеевич Вяземский, генерал-аншеф Петр Иванович Панин и его всемогущий брат Никита Иванович. Да еще пришел фельдмаршал Бестужев-Рюмин, хотя его и не приглашали. Когда-то мнение этого человека ценилось очень высоко, к его голосу прислушивались высочайшие особы. Но сейчас он был никто. Екатерина хотя и возвратила его из ссылки, вернула звания и почести, но в праве состоять у государственного кормила отказала. Он вынужден был довольствоваться местом в коллегии иностранных дел.

— Господа, — старчески покашливая, говорил он собравшимся, — надобно узнать, не имеет ли Порта тайного сговора с другими державами? Сдается мне, в вероломстве своем надежду на Версаль питает…

Князь Александр Голицын, сидевший с ним рядом, громко чихнул в платок.

— Не согласны со мною, князь? — тотчас повернулся к нему Бестужев-Рюмин.

— Совершенно согласен, — высморкавшись, ответил тот. — Однако я полагаю, — продолжал князь, — турки расчет имеют не только на французов. Не последнюю роль тут играет Венский двор.

— Никто ничего точно не знает, — вступил в разговор Разумовский. — Время покажет, кто с кем.

Международное положение России в момент объявления войны было сложным. Во всяком случае, ей было чего опасаться.

После Семилетней войны Франция, утратив Канаду и свое влияние в Индии, смогла все же сохранить господствующее положение на Ближнем Востоке. Интересы в этом районе связывали ее с Турцией, с которой она вела выгодную торговлю. Возможность продвижения России к Черному морю рассматривалась ею как угроза ее экономическим интересам. Ее настораживало также усиление русского влияния в странах северной и центральной Европы… Рост международного значения России не сулил Франции ничего доброго — по крайней мере, так казалось Версалю, — и она тайно подстрекала против нее другие государства, прежде всего Турцию, Польшу и Швецию. Отношения между Россией и Францией обострились до того, что в 1767 году дело дошло до отозвания послов.