Регина Дефорж - Под небом Новгорода

Герцог подал руку сначала Анне, затем Матильде и под звуки труб вошел с ними в собор. Когда благородное собрание заняло свои места, под священными сводами зазвучали в сопровождении органа песнопения монахов жюмьежского монастыря. Прелат очень гордился органом. Он единственный из нормандских епископов обладал таким инструментом.

Причастившись телом и кровью Господней, герцог Нормандский и граф Уэссекский приняли епископское благословение. По знаку священнослужителя слуги позвали четырех молодых монахов, которые на позолоченных, покрытых богато расшитой материей носилках принесли драгоценный ковчег и поставили его около алтаря. Гарольд вышел вперед. Положив правую руку на ковчег, а левую — на алтарь, в присутствии самых знатных нормандских баронов Гарольд едва слышным голосом произнес присягу:

— Я, Гарольд, граф Уэссекский, сын Годвина, торжественно клянусь, пока я жив, быть при дворе моего господина, короля Эдварда, представителем герцога Нормандского и по смерти Эдварда передать в руки герцога английское королевство. Обязуюсь также передать рыцарям герцога Дуврский замок, укрепив его за свой счет. Обязуюсь в достатке снабжать и другие замки, находящиеся в разных местах королевства, которые герцог прикажет укрепить.

Гийом обнял графа и по его просьбе подтвердил все его полномочия.

На последовавшем затем пиршестве англичане и нормандцы выпили столько, что потом три дня не могли протрезветь.

В окружении придворных дам и камеристок Анна и Матильда обсуждали церемонию, на которой присутствовали.

— Тебе не кажется, — спросила герцогиня, — что граф выглядел неискренним, произнося присягу?

— Я заметила только его бледность. Но в этом нет ничего необычного: событие-то важное, он присягал на святых реликвиях.

— Знаю… и все же ничего не могу с собой поделать, я ему не доверяю. Он живет при английском дворе, имеет большую власть над больным королем Эдвардом. Он сказал, что приехал по просьбе Эдварда, чтобы встретиться с герцогом… — Почему бы и не поверить ему?

— У него не было никакого письма. Когда он оказался на нашем берегу, Ги взял его в плен. Чтобы освободить графа, Гийом вынужден был преподнести много подарков, сопровождая их разными обещаниями и угрозами…

— Почему же мы говорим о Гарольде, если ты его так невзлюбила? — спохватилась Анна.

— Ты права. Поговорим о тебе. Я тебя не видела с тех пор, как ты вышла замуж за графа. Как все уладилось с королем? Я слышала, Филипп отказывался видеться с отчимом…

— Это не совсем так. Сначала и мне, и Филиппу было очень трудно. Ты знаешь, что твоя мать, графиня Фландрская, сердилась на меня за повторный брак, да еще так скоро после смерти ее брата. Она пыталась настроить сына против меня. Мы чуть было серьезно не разругались. Потребовались вся ловкость, весь такт архиепископа Реймского и мудрость Госслена де Шони, чтобы успокоить ее гнев и примирить нас. Терпение и добродетели твоего отца сделали остальное. А король узнал Рауля и полюбил его.

Немного помолчав, Матильда спросила, краснея:

— Граф Рауль хороший супруг?

— Насколько вообще им может быть мужчина, — ответила Анна более холодно, чем ей бы хотелось.

— Прости, я нескромна…

Больше о Рауле де Крепи не говорили. Речь пошла о шитье, которое герцогиня Нормандская заказала для храма Троицы…

Гарольд, осыпанный подарками и почестями, вернулся в Англию в начале осени. Анна приехала к мужу в Суассон. Молодой король Филипп находился там.

По возвращении Анну ожидала большая радость: работы по строительству церкви Святого Винсента были закончены. Месяцем позже, 25 октября 1065 года, храм, посвященный святой Троице, Богоматери, святому Иоанну Крестителю и святому мученику Винсенту, был освящен епископом Санлиским Фроландом в присутствии короля, архиепископа Реймского Жерве, графа и графини Фландрских, герцогини Нормандской, графа де Валуа и придворных господ.

— Дайте себя полечить, граф Роберт, или я скажу вашей матери, какой вы злой и нехороший ребенок! — пообещал священник.

— Моей матери наплевать. Она предпочитает скакать по лесам с отлученным от Церкви!

— Извольте замолчать! Не стыдно ли вам так говорить о той женщине, что дала вам жизнь, и о господине ее супруге?

— Это ей должно быть стыдно! Разве не она вышла замуж во второй раз, хотя еще не прошло и года со смерти моего отца?!

— Королева еще молода, ей нужен защитник.

— Ей нужен был защитник?! А разве рядом с ней не было моего дяди, графа Фландрского, регента королевства?

Капеллан короля Филиппа, пришедший навестить среднего сына королевы Анны, воздел руки к небу.

— Но, в конце-то концов, граф де Рауль ведь добр к вам, вашим братьям и вашей матери. Он также входит в Совет короля?

— Разве его не отлучили от Церкви за то, что он женился на моей матери?

— Да, но…

— Значит, моя мать нарушила супружескую верность!

Капеллан вздрогнул и сказал очень сурово:

— Я думаю, Роберт, что вы не отдаете себе отчета в том, что говорите. Наверное, лихорадка является причиной того. Вы говорите глупости. Отдохните, это не тема разговора для ребенка.

— Я уже не ребенок, мне скоро исполнится двенадцать лет. Я мужчина!

— Кто говорит, что он мужчина? Ты, мой сын? — раздался голос Анны.

Лицо ребенка сразу засветилось, но потом погасло. Он повернулся к стене и не произнес ни слова.

Анна погладила его по голове и вздохнула. Из всех троих сыновей она больше всего любила этого. Он был так похож на нее: те же глаза, те же высокие скулы, рыжие волосы и тот же нрав: то веселый, то печальный, жизнерадостный, обидчивый, непосредственный. Он один свободно понимал и говорил по-русски. Роберту не было еще и шести лет, когда он с матерью выучил все статьи «Русской правды», составленной Ярославом, отцом Анны. Мать с восхищением слушала, как ребенок перечисляет, на какие возмещения убытков имеет право потерпевший, какую цену надо заплатить за то или иное преступление. Для Анны это была возможность одновременно проверить знания сына и услышать русскую речь. Но с тех пор как он покинул мать и присоединился к Филиппу, поведение Роберта изменилось. Когда Анна приходила на уроки мэтра Ангеррана и расспрашивала Роберта о его успехах в русском языке, он притворялся, что не понимает, и не отвечал.

А Филипп с трудом скрывал торжествующую улыбку. Несмотря на все усилия Анны и ее супруга, король не прощал матери вторичного замужества. Анна полагала, что со временем Филипп поймет и подружится с Раулем. Но король терпел присутствие графа при дворе только по настойчивой просьбе регента Бодуэна, боявшегося влияния графа на королеву-мать. Бодуэн опасался, что граф объединится с врагами королевства.