Михаил Попов - Тьма египетская

Вечером Хеку втащили силой в палатку умирающего и ом понял, что его не выпустят, пока дело не разрешится — выздоровлением или смертью Шахкея. Там было душно и страшно. Горели два светильника у изголовья, освещая распухшее, покрытое слоем густого блестящего пота лицо с рытвинами лаз и ртом, непрерывно извергающим какие-то страшные степные речи, понятные только сидящему рядом седому истукану в коже. Он держал на коленях обнажённый меч и молча слушал исповедь своего господина, хотя она и была, на взгляд колдуна, совершенно бессмысленной. Впрочем, кто его знает, может быть, тут было другое. Бывалый воин, оказавшись на последнем ложе своей судьбы и чувствуя, что смерть рядом, старается выговорить всю свою, довольно длинную для человека его времени и его занятий, жизнь. Чтобы сохранить её в этом мире хоть в форме бреда.

Хеке было всё равно, пусть так, пусть этак, лишь бы этот жуткий меч на коленях старого телохранителя не стал разить направо и налево, как только этот бред затихнет, мстя всем, даже невиноватым, за эту кончину.

Египетская ночь огромным звёздным куполом встала над несчастной, ползущей в темноте лодкой. Тускло светился полотняный фонарь у неё на носу, привлекая тучи сбитых с толку насекомых.

Лекарь старался, уж так старался, что сильнее и нельзя было уже стараться, но всё равно не был уверен, что помилуют. И вот опять, опять он неправильно разобрался в опасностях. Слишком, слишком боялся мальчишки, а этого меча не рассмотрел. Так же глупо он сбежал от Аменемхета к Яхмосу, от предполагавшейся опасности к самой непосредственной.

Но были, были две маленькие надежды. Во-первых, на то, что сильный воин племени шаззу не умрёт так, посреди реки, где всё в руках седовласого безумца с мстительным клинком, а дотянет до мест, где есть другая, более разумная власть. Вторая надежда была совсем уж смешной — может, всё-таки меч этот привлечён сюда лишь для ритуального прощания с воином, как это делают и у других воинственных народов, а не для разрубания нерадивых лекарей.

Седой телохранитель не смотрел ни на Шахкея, ни на лекаря, он смотрел перед собой и молчал. То есть не совсем молчал, просто ничего не говорил по поводу того, что происходит тут, внутри. Когда к нему заглядывали его люди, несущие службу, он слушал и отвечал. По большей части односложно. Отдавал команды.

Там, в наружном мире, что-то завязалось, что-то начало происходить, но Хека не решался спросить что. Не говоря уже о том, чтобы выйти и осмотреться. Раненый бредил не так беспрерывно, как прежде. Временами затихал. И даже, кажется, затихало его дыхание, и тогда затихало и дыхание лекаря. Он с нетерпением ждал очередного прорыва этого бреда, как самого радостного известия. Телохранитель вроде бы никак не реагировал на эти перерывы, но чувствовалось, что только ими и занято его внимание, в них живёт его надежда.

Снаружи явно происходило что-то важное.

По палубе бегали люди, напряжённо переговариваясь. В проёме распахнутого входа Хека рассмотрел блеснувшие огни факелов и обрадовался. Кто-то гонится за «Серой уткой», кто-то хочет вмешаться в мрачную жуть того, что здесь творится. Всё что угодно лучше, чем этот... Колдун глянул на сидящего напротив человека и вздрогнул. Телохранитель теперь смотрел на него, и не просто смотрел, но обвинял своим тяжело полыхающим взглядом. Обвинял уже не только в неизбежной смерти своего господина, но и в неизвестной, приближающейся опасности.

Меч шевельнулся на коленях дикого старика.

Хека мелко вздохнул, грудь была скована страхом. Забормотал, что его вины тут нет. Не он же послал ту несчастную стрелу. Наоборот, прилагал все усилия. Слова подбирались с огромным трудом, как будто каждое весило с мельничный жёрнов. Кроме того, произносил их Хека, видимо, сильно портя своим наказанным языком, отчего лицо-маска телохранителя исказилось. И меч шевельнулся на его коленях уже вполне целеустремлённо.

Бежать!

Куда?! На корабле не спрячешься. Ас одною рукой не уплывёшь.

И в этот момент раздался скрип-треск и «Серую утку» мощно качнуло. Раздались воинственные крики. Атакующие кричали на языке Черной Земли, навстречу этим крикам полетели другие, на диком языке шаззу. Зазвенел сражающийся металл.

Седой убийца встал и отвёл меч в сторону.

Хека закрыл глаза.

Что же он медлит?!

Нет, что он делает?!

Седовласый телохранитель медленно повалился на скорчившегося на полу, уменьшившегося до размеров личинки, лекаря. Хека как-то сразу догадался, что это не объятия страсти, но объятия смерти. Стрела, наугад влетевшая в палатку, попала воину точно в затылок. От случайных стрел могут быть не только неприятности, но и польза, успел подумать колдун.

Бой на палубе был коротким. Нападавших оказалось намного больше. Атакуя, они выпустили несколько стрел из своих луков, вся палуба была утыкана ими. Кроме того, гиксос, не сидящий в седле, был лишь четвертью самого себя как воина. Ликующий Хека начал осторожно выбираться из-под плиты жаркого и тяжёлого тела. Но тут же оставил это, разглядев из-под могучей недвижной руки, кто расхаживает по палубе среди трупов. Пламя факелов рвалось, но ошибиться было нельзя.

Откуда столько напастей на одну несчастную голову и какому богу молиться, дабы они отступились! В какую забиться щель, чтобы тебя не обнаружили!

В палатку заглянул Са-Амон.

Лучше было бы умереть от гиксосского меча, чем претерпеть пытки в подвалах Амонова храма.

— Где он? Его нигде нет, — раздался за спиной Са-Амона голос Са-Ра.

— Тут тоже, — ответил Са-Амон, исчезая из дверного проёма.

Спасибо, спасибо, старый седой человек, ты воистину телохранитель, охраняющий телом. Но радоваться рано. Ох, рано радоваться. Они конечно же захотят ещё раз обыскать корабль. Они захотят избавиться от азиатских трупов и начнут выкидывать их за борт.

Хека не ошибся. Са-Амон, ещё приволакивавший ногу — напоминание о погоне за статуей Птаха, — сел на какой-то куль спиной к мачте. Са-Ра начал заново обходить «Серую утку». Не торопясь, методично. То же делали и пятеро-шестеро его воинов. Они поднимали каждую тряпку, отодвигали каждый кувшин. Колдун обессиленно замер, а что ему было делать? Оставалось надеяться, что не убьют сразу, а действительно повезут обратно в Фивы, дабы угостить своего бритоголового господина самым сочным из всех блюд — продолжительной, изобретательной местью.

Вот корма осмотрена... Мериптах! Конечно же Мериптах! Как можно было об этом забыть! Аменемхет лучше, чем кто бы то ни было, знает, что только он, поддельный Хека, пусть обманщик и самозванец, в состоянии вернуть племянника к жизни. Какое счастье, что он не вылечился до сих пор! Сколько длинных дней лечения потребуется, чтобы поставить его на ноги! Нет, нет, два этих урода не посмеют тронуть единственного, кто способен это сделать. А там всякое может произойти, если судьба за небольшой кусок ночи сумела повернуться к нему столь разными своими ликами, то от длинных-длинных месяцев предстоящего лечения можно ждать всякого.