Михаил Попов - Тьма египетская

Принимая этот папирус, Хека как бы признавал, что мемфисский сотник ничего не знал о Мериптахе и чист в этом смысле. Написал то, что видел. А если узнается, что лекарь вёз всё же мальчика... Но как же это узнается, ликовал Хека. Все азиаты, которые могли его видеть, или мертвы, или остались воевать далеко на юге, что приравнивает их к мертвецам. Са-Амон и Са-Ра расскажут Аменемхету о том, как они спасали мальчика. Но что они смогут рассказать о нём, о лекаре?! Только то, что они его не видели. Яхмос отправит Апопу послание, требуя выдать ему отравителя его брата? Ему не до этого, да и не знает он, что Хека успел провиниться перед царём потерей мальчика, стало быть, писать бесполезно.

А Аменемхет ни за что не заговорит на эту тему в ближайшие месяцы.

Но чтобы уж окончательно обезопасить себя, надо сделать так, чтобы царь и вообще не узнал, что знаменитый нубийский колдун прибыл под его крыло. Для этого Хека и попросил сотника оставить в папирусе пропуск. Туда он впишет другое имя, которым он якобы назвался перед Андаду. Он мог бы сразу обмануть азиата и выдать себя за торговца благовониями, но это было опасно. В слишком сомнительной ситуации он был найден, среди кучи гиксосских трупов. Из-за простого торговца такое вряд ли могло произойти. Он сказал правду сотнику о себе и о мальчике. Сотник не зарезал его и дал папирус. Оба остались довольны друг другом.

Был и ещё один резон в том, чтобы перестать быть великим колдуном. Хека понял, что звание это навлекает на него одни только беды. Именно в этой роли он провинился перед всеми сильными людьми Египта, и разумнее ему этот невидимый венец с себя сложить. Торговец благовониями — это пред почтительнее, тем более что расставаясь с именем колдуна, он не хотел отказываться от запасов его переносного клада. Положение торговца благовониями тем хорошо, что отведёт подозрения от всех этих мешков и даст возможность углубиться в исследования свойств этого магического богатства. Он надеялся овладеть силою подлинного Хеки, что важнее, чем пользоваться одним лишь именем его. Именно в Аварисе, столице мира, он, наконец, устроится так, как ему давно мечтается. О, он видел, слишком хорошо видел, какие вещи мог проделывать старик с людьми, и сам желал этому научиться. Для этого ему нужны были лишь защита и немного покоя. Он был уверен, что Аварис даст ему всё это.

Правда, чем ближе он оказывался к порогу таинственного города, тем мрачнее он становился. Ведь все те слова, что он говорил в ухо лежащему Мериптаху, чтобы поразить его ум страхом, были правдой. Аварис — тайна. О том, что его там ждёт, можно было говорить лишь предположительно. Кто знает, может, там торговцам благовониями выпускают кишки прямо в гавани без всякого суда. Никакие доступные сведения об этом городе и никакие слухи не гарантировали, что такого не может быть ни в коем случае.

Хека гнал от себя дурные мысли, но тут же начинал снова и снова мысленно перебирать ячейки той защитной сети, что призвана скрыть от любопытствующих его прежнюю жизнь и присвоенное имя. А вдруг в Аварисе есть люди, специально выученные для распознавания обманщиков такого рода, и стоит ему войти в городские ворота, ему сразу и зададут вопрос, на который у него не будет ответа.

И самое смешное — это ведь город мужчин. Конечно, однорукий, старый, чернозубый человечек, вроде него, не так привлекателен, как стройный мальчик Мериптах, но как знать... Нет, нет, чушь, чепуха. Уж если этого бояться...

Колдуна толкнули в плечо. Оказывается, он умудрился заснуть и начал вползать в глупое сновидение. Зачем разбудили-то?

Ответ потряс колдуна до глубины души своей неожиданностью:

— Аварис.

— Кто ты? — спросил сухощавый, большеголовый человек, глядя на Хеку большими усталыми глазами.

Разговор происходил в пустой комнате без окон, с оштукатуренными, но не расписанными стенами, что выглядело странно — зачем штукатурить, если не собираешься украсить? Большеголовый, видимо, местный чиновник, сидел не на пятках с вощёной дощечкой в руках, а за высоким столом, какие в Египте и в межречье используются в погребальных церемониях. Перед ним лежал развёрнутый свиток, в занесённой руке поблескивало острым концом стило. И одет он был странно, в синюю тунику из грубой холстины, перехваченную плетёным кожаным шнуром на талии. В правом ухе серебряная серьга, на поясе чернильница. Наряд отчасти островной, отчасти финикийский, в чём-то моряцкий, но похожий и на канцелярский. С самого первого шага Аварис начал удивлять колдуна-обманщика, привыкшего ничему не удивляться.

Колдун не без трепета вытащил из складок своего грязного набедренника папирус Андаду. Не переусердствовал ли он, вписав туда имя Сетмос, что означало: Сет доволен? Такое явное заигрывание с местным божеством... Но большеголовому, кажется, было всё равно, как зовут нового гостя столицы.

— Ты торгуешь благовониями?

— Да.

— Ты только торгуешь или умеешь также смешивать их?

Лишь мгновение Хека был в замешательстве, но тут же сообразил, что имеется в виду. Умеет ли он из нескольких разных запахов изготовить новый запах? В некоторых храмах любят воскуривать своему божеству благовония, которых нет более нигде. Он видел такое в Сузах, и ухищрения тамошних жрецов показались ему смехотворными по своей простоте. Что ж, если убийца Озириса хочет благоухать как-нибудь по-особенному, он поможет ему.

— Да. Я смешиваю.

— Умеешь ли ты смешивать лишь вещества для воскурения или же можешь также изготовить масла для умащивания?

Финикияне жгут перед статуями Ваала и Астарты целые связки благовонных кореньев, а в Васугани, к примеру, своих истуканов любят купать в пахучих водах.

— Умею.

Большеголовый задумался, потом стал что-то записывать. Хека-Сетмос попытался определить по его виду, какое он тут занимает положение. Просто писец? Пишет. Что он там такое пишет? Сетмос продолжал осваиваться в обстановке. Мгла неизвестности, столь томившая его перед непосредственным вступлением под руку Авариса, перестала казаться непроницаемой. Он полагал, что раз в его дело вникают столь детально, то вряд ли для того, чтобы немедленно зарезать. Да, торжественного знакомства со столицей великого и нечистого царства не получилось. Его, благовонного гостя, сразу, не дав даже окинуться взглядом и распорядиться судьбой товара, увлекли с борта лодки в тёмный коридор, из него в другой, тоже тёмный, и так водили до тех пор, пока он не оказался в этой унылой комнате. С той стороны, за дверью, осталась пара угрюмых провожатых, одетых в такие же, как и у писаря, рубахи, только кожаные, и с мечами на поясе вместо чернильницы. Если бы Хека точно не знал, что находится в царском городе, то мог бы подумать, что его затащили в подземную нору, местопребывание маленького, скрытного, бедного племени. Кстати, что там с нубийским грузом? Вроде бы подле него встал человек с копьём, но хотелось бы знать вернее, что он не разлетается сейчас по каморкам местного портового ворья.