Андре Кастело - Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Слава Терезии бросает отсвет и на ее подругу Розу. Публике известно, какую роль первая сыграла в Бордо, где спасла от гильотины многих аристократов [72] Терезия Кабаррюс, тогда еще маркиза де Фонтене, была арестована в Бордо, где комиссар Конвента Тальен истреблял последние остатки жирондистов (Бордо был главной опорой этой партии). Тальен влюбился в Терезию, заставил ее против воли сойтись с ним, но сам подпал под ее влияние и был отозван по обвинению в «модерантизме» («умеренности»). ; известно, что благодаря ее знаменитой записке Тальен и свалил «тирана», положив конец террору, и неудержимый прилив всеобщей признательности подступает к ней, к тому, за кого она теперь просто не может не выйти замуж, и к Розе, лучшей подруге четы и крестной ребенка, которого г-жа Тальен произвела на свет, выходя из театра Федо, — девочки по имени Термидор Роза Терезиа, символизирующему чудесный поворот судьбы.

Г-жа Богарне часто бывает в «Хижине», которую чета приобрела на Аллее вдов — нашей авеню Монтень. Тогда это была почти деревня, поэтому дом увенчивает соломенная кровля и дикий виноград неудержимо подползает к резным деревянным балконам. Интерьер являет глазам разительный контраст. Роскошный декор в античном вкусе; вестибюль как в Помпеях, лампы в виде высоких треножников, многоцветные мраморные колонны. Перед постелью, задрапированной желтым испуганным «Фи!» — иными словами зеленовато-желтым, — возвышается изваяние Дианы-купальщицы, похожей на Терезию. Супруги Тальен принимают в «Хижине» новых хозяев Франции, которые в ночь наиглубочайшего страха нашли в себе мужество отчаяния свалить Робеспьера и во главе которых стал Баррас.

Терезия Тальен и Роза вспоминают теперь, что были прежде маркизой де Фонтене и виконтессой де Богарне; поэтому они привлекают в «Хижину» кое-каких женщин из бывшего света, как, например, очаровательную маленькую вакханку Эме де Куаньи [73] Куаньи, Эме, графиня де Куаньи, в замужестве герцогиня де Флере, обычно именуемая просто м-ль де Куаньи (1776–1820) — возлюбленная поэта Андре Шенье, вместе с которым в 1 794, перед самым концом террора, сидела в тюрьме Сен-Лазар и который посвятил ей свою «Оду к юной узнице». , г-жу де Сталь [74] Сталь (фамилия по мужу — де Сталь-Гольштейн), Анна Луиза Жермена де (1766–1817) — французская писательница, дочь Неккера. , ничуть не смущенную разношерстностью окружавшего ее общества, г-жу Пермон, дочь которой станет позже герцогиней д'Абрантес и которая уверяла, будто происходит от Комнинов [75] Комнины — династия византийских императоров XI–XII вв. . До Революции последняя вела широкий образ жизни, благодаря богатству мужа, армейского поставщика; теперь она связала Тальена кое с кем из былых своих знакомых. А девственную и тогда еще совсем молодую г-жу Рекамье [76] Г-жа Рекамье — Жанна Франсуаза Жюли Аделаида Бернар де Рекамье (1777–1849), прославившаяся красотой и остроумием хозяйка светского салона, где перебывали все ее знаменитые современники, с которыми она неизменно поддерживала дружеские, но не более того, отношения. привела на Аллею вдов Роза.

Розу любили все — даже женщины. «Всегда ровное расположение духа, — пишет современник, — мягкий характер, благожелательность, светившаяся у нее в глазах и звучавшая не только в словах, но даже в тембре голоса, свойственная креолам известная ленца, которая чувствовалась в каждом ее движении и от которой она не избавлялась, даже торопясь оказать вам услугу, — все это сообщало ей обаяние, уравновешивавшее ослепительную красоту двух ее соперниц — г-жи Тальен и г-жи Рекамье. Впрочем, хотя менее блестящая и свежая, чем они, она тоже была красива, благодаря правильности черт, изящной гибкости стана и кроткому выражению лица», — замечает он.

Конечно, Роза уже утратила блеск былых двадцати лет, но она так умело пользуется косметикой и укладывает свои длинные шелковистые волосы, что еще сильнее, чем раньше, влечет к себе взоры мужчин. Она владеет искусством ходить, садиться, раскидываться на кушетке так, чтобы подчеркнуть свою томную грацию креолки, умеет бросить на того, кого хочет обаять, «неотразимый» взгляд, пропустив его сквозь изогнутые ресницы темно-синих глаз, «от природы, как у лани», поднимающихся к вискам.

«Прекрасная и в радости, и в печали», — рассказывает нам один из ее современников, — она умеет украсить свое тело, некрупное, но «вылепленное с редким совершенством», придать чарующую певучесть голосу, почти скрадывая все «р», как делают креолы и как к тому же теперь модно; кожа у нее матовая, но «столь ослепительных тонов», что Роза в состоянии соперничать с самыми красивыми женщинами своего времени, Да и сама эпоха ей благоприятствует: наступила неизбежная реакция на чрезмерную простоту, которой хотела Революция, — женщины наслаждаются возможностью прихорашиваться.

Однажды Роза предстает гостям Хижины в туалете под «прекрасную фиалку».

На ней были волнистое сверху донизу белое с розовым платье с треном, отделанным черной бахромой, корсажем высотой в шесть пальцев, не прикрытым косынкой, и короткими, черного газа, рукавами; длинные, выше локтя, перчатки орехового цвета, особенно гармонирующего с фиалкой; желтые сафьяновые туфельки, белые с зелеными пятками чулки.

Хотя «веселая вдова» приемлет туники с боковым разрезом, она все же не следует примеру г-жи Тальен, которая, как сообщает ошеломленный очевидец, однажды вечером выставила напоказ груди, словно охваченные бриллиантовым ожерельем: переливающаяся драгоценная цепь окаймляла их искрящимся контуром, этакой огненной рампой, озаряющей проконсульское одеяние хозяйки; при каждом биении сердца цепь то вздымалась, то опускалась, расцвечивая матовую кожу сотнями ярких звездочек. Этот высоко поднятый пояс Венеры, в котором г-жа Тальен бросала вызов Минерве и Юноне, был прозван картушем [77] Картуш (франц.) — архитектурное украшение, появившееся в эпоху барокко и имеющее форму свитка с завернутыми краями. . Не подражает Роза и своей подруге г-же Амлен, «величайшей озорнице Франции», которая на пари возьмется летним вечером пройти пешком от Люксембургского дворца до Елисейских полей, подставляя солнцу открытую грудь, и выиграет это пари.

«Вот уже две с лишним тысячи лет женщины носят сорочки, — пишет один журналист. — Это так старо, что со скуки помереть можно». И вот сорочки, как чепцы, идут ко всем чертям. К сожалению, мы не на широте Афин, и, «выгуливая галопом свои прелести», «барышни без сорочек» становятся жертвами насморков и бронхитов.

Тем не менее Роза с бьющимся сердцем решается прибегнуть к приему, «подчеркивающему лилейную белизну красивой груди и оттеняющему розовый бутон, который служит ей естественным украшением». Для этого надо пристроить крест-накрест против сердца два кусочка черного бархата и пристегнуть их на уровне левой груди. Поскольку платье прозрачно, бархат «отчетливо виден через ткань», что привлекает внимание к алости розового бутона. «Г-жа де Богарне, без сомнения, может себе позволить подобную экстравагантность, что бы ни думал об этом Баррас, говоривший впоследствии о „преждевременном увядании“ будущей императрицы. Я предпочитаю верить Бонапарту, который два года спустя напишет о „маленькой, белой, упругой и твердой груди“» Жозефины.