Владимир Дегтярев - Золото Югры

– Ты, ваше преосвященство, собирался рассказать, что некий таинственный английский посол сейчас обитает на Москве. Зачем?

– Не выяснено. Известно лишь, что посол английский на своем корабле тайно обогнул Швецию и Новрвегию, пришел в русское Белое море и сейчас, видать, торгуется с московским царем.

– Что же ты тогда хвастал, Поссевино, что у тебя каждый второй на Москве человек – прозелит в твою веру и твой верный наушник!

– Хвастал этим я давно. А побывал бы ты, Ваше Величество, теперь на Москве, да посмотрел бы на стены кремлевские. Сплошь обвешаны стены трупами казненных… Как шея графини Полоцкой – бренчащими монисто…

Про полоцкую графиню Поссевино намекнул не зря – доказывал королю свое пошатнувшееся московскими событиями всезнайство. Король Стефан Баторий имел на графиню приятные виды, но взаимности не чуял… Хотя золотые украшения дарил графине исправно.

Тут в дверь вышагнул мадьярский полковник:

– Гонведские патрули доносят, Ваше Величество, в десяти польских милях от Полоцка остановлены шесть возков московских. Везут сюда двух послов – англицкого и московского! Пропустить?

Стефан Баторий воткнул в стены древнего русского замка старинную же русскую матерность про корову, которая быка не замечала, а подсуеживала зад барану.

Мадьярский полковник окончания длинной брани уже не слышал. Он уже орал в окно гусарам, чтобы в посольские повозки впрягли свежих лошадей и гнали санный посольский поезд наметом!

Стефан Баторий довольно отвернулся от окна, что выходило во двор замка. Его гонведы кинулись исполнять повеление полковника, не короля! Это – не польский сброд, это – армия!

Зал опустел. Когда успел папский нунций покинуть покои, зачем здесь болтал о мизерности Московии и о величии Польши, Баторий и думать не стал.

Ему найдется о чем думать, когда послы англицкий да русский пройдут обычный ритуал «воздержания послов», перенятый многими странами, где правили чингизиды.

И еще подумал король польский Стефан Баторий, что чем бы не закончилась эта странная война, детские игры в королей и в дворянский сейм, сиречь в парламент, – опору для себя следует искать только в союзе с русскими. Московия позволит Баторию и польский престол сохранить, и предотвратить попытки соседних государств избавить Польшу от лишних, новозавоеванных земель. Это в интересах Московии – иметь дружелюбную Польшу на своих западных границах.

Поссевино болтал об Англии. Англия, она – где? Пока ее полки добредут до Польши, мир уже изменится. И в Польше могут зазвенеть православные колокола.

Капитана Ричардсона с его добром на трех возках, да с секретарем Макарием, согласно обычаю, поселили во флигеле полоцкого замка. А Осипа Непею, посла воюющей страны, хоть он и ехал одним обозом с английским послом, мадьярские гусары поселили в доме трактирщика Елизара. На дворе трактирщика имелся каретный сарай на шесть мест, да конюшня на двадцать лошадей, да шесть складов, да трактир, известный половине Европы.

Елизар удивительно быстро соображал – когда и с какой стороны класть крестное знамение, с правой или с левой. И никогда не обманывался. Кроме того, он держал контрабандный «съезд», когда к нему в дом, особо предупрежденные, съезжались красавицы со всей округи. Тогда трактирщик доставал из потайных шкапов всяческие дамские изделия, тайно попавшие сюда из Германии, Швейцарии или из самого города Парижа.

Осип Непея, понятное дело, в Англию не один ехал. С ним перемогали дальнюю дорогу дьяк, имеющий сан священника, а главное, разумеющий читать и писать на трех языках. Были еще повар и слуга на все случаи.

Такой малый штат не придавал русскому посольству блеска и уважения, но Осип знал, что припадок коленопреклонения случится у поляков на третий день, когда они совершат обычай «воздерждания послов». А по-русски говоря, после того, как поляки напоят послов сонной гадостью, увлекающей человека на сутки в провальный сон. И начнут искать тайные бумаги али вещи не токмо, что в одеже, а и у коней под хвостом. Все найденные в тайниках бумаги перепишут, все подарки зарисуют. А деньги – деньги ополовинят.

Правда, это где как. На Туретчине при тайном обыске всегда брали только десятую часть посольской казны… А здесь поляки озлоблены и ободраны войной. Могут посольскую казну и ополовинить. Пока начнешь дело о покраже, пока это дело завихляет среди судейских, да дойдет до короля, пора и домой возвертаться. А дома – по голове не погладят. Тебя не судиться в Польшу посылали, а в Англию!

Не по чему станется гладить, когда голова возле ног валяется. Вот такой обряд…

А потому послы всех подлунных стран готовились к обряду «воздержания послов», как к Чингизидову нашествию. Все, что не требовало внимания чужих глаз, – прятали. И прятали так изуверски, что однажды англицкий посланник Горсей, возвращаясь в Англию с тайной грамотой от московского царя Ивана Васильевича, запрятал ее в свою водочную флягу. Возвращался Горсей через Польшу, его, как положено, опоили маковым отваром, водку из фляги выпили. Но грамоту во фляге не обнаружили. Не сумели.

Правда, как красочно повествовал Горсей, королева Елизавета месяц не могла прочесть грамоту – сильно несло от бумаги сивухой. Пришлось посланнику гнать во Францию личного гонца, чтобы закупил ядреной кельнской воды. Надушенная ею, грамота царя Ивана была наконец Елизаветой прочитана… Королева пожала плечами и медленно уронила грамоту в камин. Царь в том листе долго и пространно описывал местность вокруг Москвы, да хвалился урожаями гречихи, льна, яблок и грибов…

Горсей в истории с грамотой в водочной фляге врал как безбожник на исповеди. Слава Богу, московские дьяки, заранее зная, где ловкий посланник «в обе стороны» будет прятать весьма «содержательную» царемосковскую грамоту, дали Горсею сунуть во флягу листок датской бумаги с безобидным текстом. Натуральную же царскую грамоту московские сапожники, обшивавшие Кремль, надушили персидскими «каплями любви» и вшили в правое голенище горсеевского сапога. Благо, посол, а точнее – шпион Горсей, любил на Москве заказывать обувь. И дешево, и крепко, и вычурно красиво. В Ойропах таких сапог ни у кого не имелось.

Осип Непея, особинный посланник Москвы, тогда, пять лет назад, торговавший у Англии десять мастеровых по литейному делу, месяц ждал в Лондоне приезда Горсея. Со злости на месячную задержку с возвращением модного куртизана, запросто украл его правый сапог, взрезал, достал особую грамоту, а испорченный сапог утопил в Темзе.

Той, настоящей грамотой, царь московский Иван Четвертый начинал с королевой английской Елизаветой частную матримониальную переписку. О желанном соединении двух владычествующих сердец – своего и королевиного. Такую грамоту, такой силы, надобно бы пускать с небесным ангелом, по воздуху. Да вот только ангелы небесные грамот по человеческому заказу не переносят.