Эптон Синклер - Зубы Дракона

— Но что же я могу сделать, Ланни?

— У меня была идея, что вы поможете мне представить дело непосредственно фюреру.

— О, Ланни, я не могу сделать это!

— Но у вас есть доступ к нему, не так ли?

— Не так часто, как раньше. Ситуация изменилась. В старину он был просто лидером партии, но теперь он глава правительства. Вы не имеете никакого представления о давлении на него, и толпы народа пытаются прорваться к нему.

— Я могу понять это. Но это чрезвычайная ситуация, и, конечно, он поблагодарит вас за ваш доклад ему.

— Я просто не посмел бы, Ланни. Вы должны понять, я только служащий. Мне дают определенную работу, и я делаю её эффективно, а в настоящее время мне дают еще более важную работу. Но я никогда не имел ничего общего с политикой.

— Разве это политика, Генрих?

— Вы скоро узнаете, что это политика. Если доктор Лей арестовал богатого еврея, он имел на это основания. И он влиятельный политик, и у него есть друзья при дворе, я имею в виду, рядом с фюрером. Если я приду и вмешаюсь в чужие дела, то это будет всё равно, как ходить по ничейной земле в то время стрельбы. Если я и имел авторитет у фюрера, то только потому, что я являюсь давним его поклонником, и никогда ничего не просил у него в течение всей моей жизни. Теперь, если я приду к нему, и он сочтёт, что я вмешиваюсь в государственные дела, он может придти в ярость и крикнуть Raus mit dir 155! и никогда больше меня не увидеть.

— С другой стороны, Генрих, если до него когда-нибудь дойдёт, что вы заранее знали об этом деле и не предупредили его, то он вряд ли подумает, что это было знаком высокой дружбы. Не так ли?

Молодой нацист не ответил, но морщины на его лбу давали понять, что у него нравственный кризис. — «Я действительно не знаю, что сказать, Ланни. Мне говорят, что он ужасно раздражителен сейчас, и это очень легко выведет его из себя».

— Я думаю, что он должен чувствовать себя счастливым после этой своей замечательной речи, которая обязательно заслужит похвалу внешнего мира. Я думаю, что ему не захочется испортить эффект такой тщательно спланированной акции.

«Du lieber Gott [140] боже милосердный! (нем.) !» — воскликнул собеседник. — «Я должен посоветоваться с кем-нибудь, кто знает его настроение».

Ланни подумал: «бюрократ встретился с чрезвычайной ситуацией, и не имеет приказов!» Вслух он сказал: «Будьте осторожны с теми, кому доверяете».

— Конечно. Это худшая из трудностей. В политических делах, нельзя доверять никому. Я слышал это от самого фюрера. Генрих немного сморщил брови, и, наконец, сказал: Мне кажется, что это вопрос о влиянии на внешний мир, и он находится в компетенции нашего рейхсминистра народного просвещения и пропаганды.

— Вы знаете его?

— Я очень хорошо знаю его жену. Она обычно работает в Берлине в штаб-квартире партии. Вы позволите мне проводить вас к ней?

— Конечно, если вы уверены, что это разумный шаг. Так как это вопрос политики, вы должны принять во внимание отношения между доктором Геббельсом и доктором Леем. Если они друзья, Геббельс может попытаться замять дело, и, возможно, не дать нам видеть фюрера.

«Gott im Himmel [141] Царь Небесный (нем.) !» — воскликнул Генрих. — «Никто в мире не сможет отследить все ссоры, зависть и интриги. Это ужасно».

«Я знаю», — ответил Ланни. — «Я слышал об этом от вас и Курта в старые времена».

— Сейчас стало в тысячу раз хуже, потому что появилось много новых рабочих мест. Я полагаю, что то же самое везде в политике. Именно поэтому я держался от нее подальше.

«Теперь ты в ней», — подумал Ланни про себя. Вслух он сказал: «Мы где-то должны начать, так что давайте посмотрим, что посоветует нам фрау Геббельс».

Генрих Юнг подошел к телефону и позвонил домой рейхсминистру доктору Йозефу Геббельсу. Когда трубку взяла фрау рейхсминистр, он назвал ее «Магдой» и спросил, слышала ли она что-нибудь о Ланни Бэдде и Ирме Барнс. Очевидно, она не слышала, потому что он начал перечислять ей существенные факты, сколько денег было у Ирмы, сколько оружия произвёл отец Ланни. Он также добавил, что они посещали замок Штубендорф и что Ланни однажды пил чай с фюрером. Теперь у них было дело, имеющее значение для партии, по которому они хотели получить совет Магды. «Мы находимся в Адлоне», — сказал Генрих. — «Ja, so schnell wie moglich. Auf wiedersehen [142] Да, как можно скорее. До Свидания ».

Ланни вызвал свой автомобиль, и пока они ехали к Рейхстаг-платц, Генрих рассказал им о красивой, очаровательной, сердечной даме, с которой они должны были вскоре встретиться. Был факт, который должен был говорить в её пользу, она была приемным ребенком в еврейской семье. Она была замужем за герром Квандтом, одним из самых богатых людей в Германии, намного старше, чем она сама. Она развелась с ним и теперь имела достойные алименты, в то время как человек, плативший их, пребывал в концентрационном лагере [143] Неточности автора. Во-первых, Магда приемным ребенком не была, её мать некоторое время была замужем за богатым евреем, потом развелась. Во-вторых, Гюнтер Квандт (1881–1954) — немецкий промышленник и предприниматель, фюрер военной экономики, никогда в концлагере не пребывал, год просидел в американской тюрьме после войны, потом возвратил себе контроль над несколькими отраслями германской промышленности. С Магдой поддерживал хорошие отношения, у них был сын, который жил то с отцом, то с матерью. !

Она стала адептом национал-социализма и стала работать в партии. Некоторое время назад она стала женой доктора Геббельса, на свадьбе которого Гитлер был шафером. Большое событие в нацистском мире. Теперь она была «Фрау Рейхсминистр», и держала своего рода салон, потому что люди не могут обойтись без женского влияния, даже если они проповедуют массам доктрину Kuche, Kinder, Kirche.

«Люди обвиняют Магду в честолюбии», — объяснил молодой чиновник. — «Но у нее есть мозги и способности, и, естественно, ей нравится использовать их для пользы дела».

«У неё будет шанс сделать это сегодня вечером», — заметил Ланни.

Их сопроводили к фешенебельной квартире, где красивая фрау Квандт некогда жила с пожилым промышленником. «Фрау Рейхсминистр» появилась в вишневом вечернем платье и с двойной ниткой жемчуга, похожего на такой же, как у Ирмы. Обе нитки были неподдельными, но каждая дама хотела укусить чужую, чтобы убедиться в этом. У Магды были волнистые светлые волосы, милое, почти детское лицо, и печальные глаза с начинающимися темнеть кольцами вокруг них. Ланни знал, что она была замужем за одним из самых уродливых людей в Германии. Он мог поверить, что ей необходим стимул амбиций, и интересовался, получала ли она удовлетворение, которого жаждала.

Было уже поздно, и посетители сразу перешли к делу. Зная, что министр народного просвещения и пропаганды был ярым антисемитом, Ланни сказал: «Какие бы не были идеи у кого-нибудь, нельзя игнорировать тот факт, что Ганси Робин является музыкантом первого ранга. Концерт, который он дал с парижским симфоническим оркестром этой весной принес ему огромный успех. Он дал аналогичные концерты в Лондоне и во всех больших городах Соединенных Штатов, а это означает, что тысячи людей будут готовы прийти на его защиту. И то же самое можно сказать и о деловых людях, которые знают его отца. С чисто практической точки зрения, фрау Рейхсминистр, что это плохо для вашего Regierung. Я не могу видеть, какую пользу вы можете получить от заключения под стражу Йоханнеса Робина, которую можно сравнить с потерей престижа, которую вы понесёте за рубежом».