Эптон Синклер - Зубы Дракона

Был ли Ланни вправе игнорировать просьбу Фредди, даже при попытке спасти жизнь самого Фредди? Захочет ли Фредди, чтобы спасали его жизнь, рискуя жизнью его жены и ребенка? Хотел ли он, чтобы его жена узнала о его исчезновении? Что она могла сделать, если бы она это узнала. Только испытывать сильные нравственные мучения и страдать, и, возможно, отказаться уехать с Ланни и Ирмой из страны? Нет, Фредди, безусловно, хотел, чтобы она уехала из страны, и он не поблагодарит Ланни за невыполнение его пожелания. Возможно, он не сказал своей жене, где остановились Ланни и Ирма, но она должна узнать это из газет или от родителей.

И, конечно, если она знала, где находится Фредди, и если ему нужна помощь, она будет рисковать всем, чтобы сообщить об этом Ланни. Или она тоже боялась общаться с Ланни, потому что Фредди запретил ей это делать?

Ланни вспомнил о Шульцах, молодой паре художников. Устроив публикацию в Париже нескольких работ Труди, он получил законный повод для встречи с ней. Они обитали в одном из промышленных районов, желая жить в рабочей среде. И это, конечно, их выделяло. Он колебался в течение некоторого времени, но, в конце концов, поехал к ним. Это был большой район шестиэтажных многоквартирных домов. Здесь они гляделись аккуратнее, чем такие же здания в любой другой стране. У всех были цветочные ящики на окнах. Немецкий народ нелегко воспринимал уклад городской жизни, и каждый хотел немного природы.

Несколько месяцев назад на этих улицах шла гражданская война. В коричневорубашечников, пришедших сюда маршем, бросали бутылки и кирпичи с крыш. Но митинги были разогнаны, а активистов хватали и избивали. Но теперь все было кончено. Сбылось пожелание Horst Wessel Lied, и улицы были свободны для коричневых батальонов. Весь внешний вид города изменился. Люди больше не появлялись на улицах, даже при такой прекрасной весенней погоде. Дети не покидали своих комнат, а женщины с рыночными корзинами доходили только до обычных мест, сопровождаемые укромными взглядами, куда они пошли.

Ланни припарковал свой автомобиль за углом и пошел к дому.

Он поискал имя Шульц и не нашёл. Он начал стучаться в двери и спрашивать. Но не мог найти ни одного человека, который бы признался, что слыхал что-нибудь о Люди и Труди Шульц. Но из их поведения он понял, что это было не так. Они боялись его. Был ли он социалистом или шпионом, всё равно он был опасен, и «Weiss nichts 171» все, что он мог услышать. Несомненно, «товарищи» были в здании, но они «ушли в подполье», и чтобы найти их, нужно было знать, где и как копать. Это была работа не для нашего «идеалиста», и никто не хотел ему помочь.

Ланни вернулся в отель, где и продолжил свое бдение. Рано или поздно должно будет придти письмо, или раздастся телефонный звонок, и закончится эта мука гадать и воображать. Он спустился вниз в парикмахерскую, а, когда вернулся, то обнаружил, что его жена сильно взволнована. «Мама позвонила!» — прошептала она. — «Она должна купить перчатки у Вертхайма, и я должна с ней встретиться там через полчаса».

Ирма уже вызвала автомобиль, они сразу вышли, и пока ехали, планировали своё поведение. Ирма должна пойти в одиночку, потому что встреча двух женщин будет менее заметной. «Лучше не говорить с ней», — предложил Ланни. — «Пусть она увидит тебя и последует за тобой. Я объеду квартал и заберу вас».

Жену Йоханнеса Робина не нужно было предупреждать об опасности. Она вернулась обратно в старую Россию, где страх был впитан с молоком матери. Ирма прошла по проходу между прилавками и витринами большого универмага и увидела, как Мама спрашивала цены, естественное занятие для пожилой еврейской дамы. Та последовала за Ирмой на расстоянии, и когда они вышли на улицу, подъехал Ланни, и обе влезли в машину. «Где Фредди?» — прошептала Мама, не переводя дыхания.

«От него ничего не слышно», — ответил Ланни, а она заплакала: «Ach, Gott der Gerechte!» и спрятав лицо в ладони, начала рыдать.

Ланни поспешил сказать: «У нас есть сведения о Папе, с ним все в порядке, и, ему разрешат покинуть Германию, с вами и другими». Это успокоило ее, но только на минуту. Она была как человек, у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся [150] От Матфея 18:12 Синодальный перевод . «О, мой бедный ягненок, что они сделали с ним?»

Мать не получила от сына ни слова с тех пор, как он позвонил Ланни, а затем написал ей утешительную записку. Она делала только то, что делал Ланни, ждала, коченела от страха, представляя бедствия. Фредди запретил ей звонить Бэддам или появляться рядом с ними, и она повиновалась так долго, сколько выдержала. «О, мой дорогой, мой бедный ребенок!»

Они провели болезненный час. Добрая душа, как правило, очень чувствительна, привыкшая заботиться о тех, кого она любила, теперь была в состоянии, близком к помрачению рассудка. Её разум был словно в кошмаре, одержимый всеми страшными рассказами, которые передаются шёпотом среди евреев в дырах, где они прятались, как бы вдали от остальной Германии. Рассказы о телах, которые находили каждый день в лесу или вытаскивали из озер и каналов Берлина. Рассказы о людях, убитых или покончивших самоубийством, о чьих судьбах никогда не узнают, чьи имена не будут упомянуты в прессе. Рассказы о заброшенной фабрике на Фрид-рихштрассе, которую захватили нацисты, и куда они теперь привозят свои жертвы для избиений и пыток. Стены внутри этого здания пропитаны человеческой кровью. Можно было идти по этой улице и слышать крики, но лучше было идти быстро! Рассказы о концентрационных лагерях, где евреев, коммунистов и социалистов заставляли рыть себе могилы, готовя их к мнимым казням. Где их превращали в полуживотных, заставляя их делать то, что скоты и выродки были способны выдумать: валяться в грязи, опускать лица в собственные экскременты, избивать друг друга до бесчувствия, тем самым экономя труд охранников. «Ой, ой!» — причитала бедная мать и просила Herrgott, чтобы он позволил ее сыну умереть.

Только одна вещь удерживала ее, и это было уважение к ее добрым друзьям. «Я не имею права вести себя так!» — говорила она. — «Хорошо, что вы приехали и пытаетесь помочь нам несчастным. И, конечно, Фредди хотел бы, чтобы мы уехали, и жили хорошо без него. Вы действительно уверены, что нацисты отпустят Папу?»

Ланни не стал вводить её в курс дела. Он просто сказал: «Это будет стоить много денег». Он подумал, что эти слова помогут ей догадаться о реальном положении вещей. Она не могла ожидать доброты от этих преследователей, но она поймет, что они хотели денег.

— О, Ланни, это была ошибкой, иметь так много денег! Я всегда думала, что это не сможет долго продолжаться. Пусть возьмут всё — только бы мы смогли уехать из этой ужасной страны.