Ирина Кёрк - Родиться среди мёртвых. Русский роман с английского

— Не совсем Христа, — сказала Тамара, — это то, что Он бы сделал и хотел бы, чтобы мы делали.

— И как же этот человек должен себя вести? — спросил я Петрова.

— Как член семьи: есть и пить, и чувствовать себя как дома. Пятнадцать лет тому назад я был этим незнакомцем, вы помните, ваше превосходительство? Я пришел с Николаем. И с тех пор стал как родственник.

Я провел Рождество в своей комнате, делая вид, что читаю, но на самом деле находя удовольствие в детских воспоминаниях и мечтах, которые принесли с собой нежное и грустное чувство сиротливости. Я сам удивился своему настроению. Вечером пришел Петров, налил мне стакан коньяка из своей бутылки, говоря: «Желаю вам следующее Рождество провести дома», — но сам не пил. На мой вопрос он ответил, что идет с визитом к своим французским друзьям и что коньяк ожидает его там.

— Жена русская, муж француз. Справляют два Рождества и две Пасхи.

Когда он ушел, я налил себе еще один стакан коньяка и выпил его медленно, лежа на кровати в темноте. Коньяк только усилил чувство жалости к себе. Я вспоминал не ка-кой-то определенный год, который оставался в моей памяти ярче других, не ту оторопь, в которую моя мать приводила весь дом перед праздниками своими заботами о подарках и поздравлениях, передо мной теснились отдельные картины — зажженная елка, предвкушение подарков, уменьшавшихся с годами, чья-то девичья улыбка. Моя память сортировала эти картины и, как заботливый родитель, оставляла самые лучшие. Засыпая, я дал себе обещание вернуться домой, как только кончится война.

Шестого января я провел большую часть дня вне дома, наводя порядок на кладбище — этого хотел генерал — и чтобы не мешать Тамаре. Не будучи особенно хорошей хозяйкой, она начала усиленную уборку дома за несколько дней до праздника. Генерал стал собирать старые бутылки, пустые железные банки и газеты. Утром пришел китаец в синем ватном халате. На плечах у него было тяжелое бамбуковое коромысло с двумя круглыми корзинами. Он поставил их осторожно на землю и присел возле. Генерал выставил перед ним бутылки и банки, как батальон, рядом с большой стопкой газет. После минутного осмотра, китаец назначил цену товара. Генерал покачал головой и показал ему восемь пальцев. Издав глубокий вздох, торговец быстро заговорил, сначала ноющим тоном, потом со злостью, указывая на свою голову и на свой рот. Торг продолжался некоторое время. Через полчаса генерал сдался до показа семи пальцев. Это вызвало смех, саркастический и в то же время веселый. Выразив на своем лице полное возмущение, китаец встал, делая вид, что собирается уходить. Генерал убрал в свою корзину бутылки и железные банки и пошел к дому. У двери он приостановился. «Хей!» — крикнул китаец. Когда генерал повернулся, китаец показал шесть пальцев. Генерал покачал головой отрицательно, но продолжал стоять. Подобрав корзины, торговец положил коромысло на плечо и сделал три шага к воротам. Делая вид, что ему безразлично, генерал следил за ним, как за отступающим врагом. Некоторое время оба стояли без движения. Генерал открыл дверь и шагнул внутрь.

«Олай, олай!» [39] Олай — искаж. all right— хорошо (англ.). В китайском языке звук «р» заменен звуком «л». закричал китаец и быстро вернулся. Он извлек несколько грязных купюр из глубины внутреннего кармана, плюнул на пальцы, пересчитал несколько раз и отдал генералу семь банкнот. Они покивали друг другу. Генерал наблюдал, как бутылки исчезали в большой корзине. Вдруг он вытянул шею и посмотрел беспокойно в сторону могил, где я работал. Я успел нагнуться над крестом прежде, чем он увидел меня. Успокоившись, он зашагал к дому.

Я кончил свою работу рано, но не вернулся в дом до шести часов, находя удовольствие пребывать в мрачном настроении в тоскливую погоду. Я немного удивился, увидев Александра одетым парадно и готовым идти в церковь со всеми. На его лице отсутствовало то угрюмое выражение, которое я привык видеть в последнее время, и, когда он говорил, его голос звучал возбужденно. Было видно, что он шел, потому что ему хотелось этого. Петров спрашивал меня раньше, хочу ли я пойти с ними. Пока я пытался это решить, генерал сказал, что будет безопаснее, если я не пойду. И я был рад остаться в одиночестве. Это было первый раз за шесть месяцев, что я мог остаться в доме совсем один, но после трех часов ожидания я с нетерпением стал прислушиваться к шагам. Ужин был очень скромным, мы ели какую-то рыбу.

На следующее утро я нашел Александра и генерала одетыми в темные костюмы, Петров был в смокинге. На груди генерала висели его медали. Было видно, что Тамарино платье прежде принадлежало кому-то другому. Она не позаботилась перешить его на себя и явно не замечала, что свежие цветы, приколотые к платью, не подходят к его голубому цвету.

— Никогда не привыкну носить штатскую одежду, — отозвался генерал на мое удивление. Я впервые видел его в штатском. Тамара засмеялась. Она стояла около накрытого стола, уставленного едой и бутылками вина и водки, пытаясь вставить несколько веток елки в вазу.

— Мы идем делать визиты сегодня, — сказал Александр.

— Русский обычай, — добавил генерал.

Петров стал объяснять:

— Все мужчины, нарядно одетые, идут с визитом в каждый знакомый дом, а все женщины остаются дома принимать визитеров. Большая обида, если вы забыли кого-нибудь посетить.

— Так же и на Пасху, но тогда мы целуем каждую даму три раза. А сегодня мы целуем только ее руку.

— Вы должны пить в каждом доме? — спросил я.

— Конечно. Пить и есть. Большая обида, если вы откажетесь.

— Это может быть очень опасно, если у вас много друзей.

— Конечно. Особенно теперь; темные улицы и комендантский час, и затемнение. Поэтому, если его превосходительство и я не вернемся домой ночью, не волнуйтесь. Значит, мы очень хорошо отпраздновали и остались ночевать у друзей.

— А я, наверно, останусь у Евгения.

Стук в дверь прервал Александра. Старый священник вошел с тремя мальчиками, один из которых — самый высокий — нес большую звезду из картона, покрытую блестками.

— С Рождеством Христовым, — сказал священник.

Все в комнате повторили его слова. Он повернулся к иконам в углу и стал петь молитву. Мальчики пели усердно, но нестройно. Когда священник повернулся к нам, Тамара первая подошла под благословение. Она поцеловала большой крест, который он держал, и его руку. Александр последовал за генералом, который осторожным жестом показал мне, что я должен сделать то же.

Тамара повела священника к столу, и пока он клал еду на тарелку, налила ему бокал вина. Дети ели торопливо, шептались между собой и поглядывали с опаской на генерала. Один из них уронил вилку. Я поднял ее, и он спросил меня: