Ирина Кёрк - Родиться среди мёртвых. Русский роман с английского

— Дорогая, — прошептал он. — Дорогая, не волнуйтесь. Я сейчас пойду за доктором.

Он побежал вниз, все еще держа бутылку вина в руке. Тамара села опять на стул, сначала она сидела очень прямо, потом ее плечи опустились, казалось, ее тело сжалось в комок. Я сел с другой стороны кровати. Генерал закашлял, открыл глаза и посмотрел на меня пристально и серьезно.

— Все хорошо? — спросил он.

— Хорошо.

— Что вы там видели?

— Много людей, все бегают и кричат, — сказал я, думая, что Тамара зря волнуется, — голос у генерала звучал ясно и энергично.

— Да, — сказал он, — у них должна быть паника. И очень мало продовольствия.

— У кого?

— У них, на той стороне, — он закрыл глаза, через минуту он заговорил опять. — Нам нужен еще один день, чтобы отрезать их. Как мы и думали.

Он повернулся, и подушка упала на пол. Я держал его за плечи, пока Тамара подкладывала подушку. Он опять пристально посмотрел на меня и улыбнулся лукаво.

— У него были голубые глаза, — сказал генерал. — Я не должен был смотреть ему в лицо, когда он прикреплял медаль мне на грудь, но я посмотрел.

Когда Петров вернулся с доктором Кориным, генерал был опять спокоен. Мы все вышли. Пока доктор осматривал отца, Тамара оставалась в своей комнате одна.

— В госпиталь его поместить невозможно? — спросил доктор, спустившись к нам.

— У нас совсем нет денег, — сказал Петров. — А что с его превосходительством?

— Я почти уверен, что это уремия, и плюс вторичная инфекция. Я приду завтра утром. А пока — лекарства в его комнате. Инструкции на бутылках.

— Мы все, все сделаем. Будем заботиться о нем, как в госпитале.

— Хорошо. Давайте ему аспирин, чтобы понизить жар. Я приду утром. Я уже поговорил с его дочерью. Я думаю, что ей нужна чашка крепкого кофе.

— У нас нет кофе. А насчет вашего гонорара… когда его превосходительство поправится…

— Об этом мы будем говорить потом, — сказал доктор.

— А пока, может быть… — Петров протянул ему бутылку с вином.

— Я не пью, благодарю вас. Дайте бокал вина мадам Базаровой.

Мы оставались в комнате генерала до полуночи. Он проснулся только один раз и попросил воды. Температура немного спала, и он лучше дышал. Тамара держала его голову, пока он пил.

— Какая ты странная, — сказал генерал, — я попросил воды, а ты дала мне лимонного соку.

Утром, по совету доктора, мы перенесли генерала на Тамарину кровать. Его сознание колебалось между бредом и явью. Он дважды просил позвать Александра, говоря, что он, наверно, у Евгения, но когда Петров сказал, что пойдет за ним, генерал улыбнулся и сказал:

— Не надо, он все еще на рождественской елке. Я отвез его туда утром. Мой бедный маленький мальчик, он не хотел надевать матроску, потому что его дед служит в армии.

Весть о болезни генерала распространилась быстро, и друзья стали навещать его. Баронесса прибыла первая.

— Скажите Александру, чтобы он спал на диване в гостиной, когда придет, — сказала она мне, — потому что я буду спать у Тамары.

Звук ее голоса был, как желанный гость, который явился неожиданно и рассеял тяжелое молчание. Она опрыскала комнату генерала одеколоном, приказала Тамаре причесаться и взяла на себя обязанность решать, кого из визитеров допускать к больному.

Петров вернулся под вечер. Он сказал, что не нашел Александра, но оставил ему записку.

— Я даже пошел в Советский клуб, да, пошел туда и написал ему записку.

— Вы привели его? — спросил генерал.

— Да. Нет, ваше превосходительство.

— Вы не понимаете, — генерал покачал головой. — Он скоро вернется домой.

Мы услышали шаги внизу. Петров спустился узнать, кто пришел, и быстро вернулся, спрашивая баронессу шепотом, можно ли адмиралу Сурину войти:

— Что мне делать? Он очень расстроен.

Баронесса посмотрела на генерала, который лежал спокойно, закрыв глаза. Она позвала его, но он не ответил.

— Скажите Сурину, что он может войти на минутку, — сказала она Петрову.

Адмирал Сурин долго стоял около кровати генерала. Казалось, он смотрел не на умирающего, а был погружен в совсем другие мысли. Тамара пришла с лекарством для отца. Генерал оттолкнул ее руку, и коричневая жидкость пролилась на простыню.

— Я этого не допущу, — сказал он строго. Его гневный взгляд с Тамары перешел на адмирала.

— Я не мог не прийти, — в голосе адмирала была не просьба, а лишь настойчивость.

Генерал махнул рукой. Было трудно догадаться, был ли это жест недоброжелательства или приветствия, но он явно значил что-то для адмирала. Его щеки вздрогнули, он открыл рот и стал похож на клоуна.

— Я только хотел быть похороненным дома на родине, — сказал он. — Больше ничего.

— Я был на связи со штаб-квартирой, — сказал генерал, — нам необходимо подкрепление.

Адмирал взял его руку и держал ее. Генерал продолжал:

— Вы знаете, есть слухи, что его высочество приедет делать смотр войскам.

Плечи адмирала дрожали.

— Как далеко до Москвы? — спросил генерал. Сурин не ответил, и когда генерал повторил вопрос, он сказал:

— Совсем недалеко.

— Хорошо, я так и знал, что близко.

Генерал вздохнул и закрыл глаза.

Он умер ночью, только Тамара была с ним рядом. Я услышал ее душераздирающий крик и нашел ее распростертой на его груди. Неизвестно, что открылось ему в его последний час в темноте, но на его лице не было умиротворения почившего от земных трудов человека. Как будто он умер от насилия. Предвидение неминуемой опасности отражалось в его полуоткрытых глазах.

Тело генерала положили в черный гроб и отвезли в собор, где оно оставалось до следующего утра. Чужие люди, а не близкие одевали его в старую военную форму, потому что Тамара начинала рыдать при виде его тела, а Петров был занят хлопотами по устройству похорон. Александр, вернувшись домой и найдя дедушку мертвым, заперся у себя в комнате на весь день. Адмирал Сурин, который приходил несколько раз, говорил о том, что он хотел бы тоже нести гроб, но какой-то старый господин с бородой, чье лицо мне было знакомо, хотя я не мог припомнить, кто он, сказал безапелляционно, что эта честь достанется только тому, кто не продался. Буквально он сказал: «не продал свою душу», и я был поражен тем, что адмирал ему ничего не ответил. Он и бородатый господин только посмотрели на баронессу, а она, поняв, что от нее ждут решения, промолвила:

— Мне бы хотелось, чтобы потомство сказало, что не мы изменили нашей мечте, а мечта обманула нас.

Позже был долгий спор на тему, кто будет произносить речь у могилы; бородатый господин проиграл, потому что у него был чин только подполковника Императорской армии.

Нельзя сказать, что Тамара настаивала на том, чтобы остаться у гроба на ночь в соборе; она просто осталась там, и в ответ на все уговоры только качала головой. В конце концов священник принес ей стул, и когда мы вернулись на следующее утро, она сидела на нем в той же позе, в какой мы ее оставили.