Ефим Курганов - Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт

Но что же граф Калиостро? Он отходит куда-то в тень, более того, сам становится тенью, живет как бы в тени графини. На это предположение наводит весьма странное следование событий и совпадений. Графиня устраивает свое самоубийство, а в это время едет погостить к одному «знакомому лорду» в графстве Сассекс, у которого знакомится с французским эмигрантом графом Гаше де Круа, «очень милым и симпатичным человеком», за которого графиня выходит замуж. Больше никаких подробностей об этом очередном графе не сообщается. Остается также неясным, вышла ли она замуж за графа Гаше де Круа при жизни своего первого мужа графа де ла Мотт или после его смерти. Графиня говорит, что «он вернулся во Францию и умер там потом в нищете и безвестности», но когда именно не сообщает. Известно, однако, что он пережил графиню и умер в 1831 году, т. е. она вышла во второй раз замуж, если это замужество в самом деле имело место, при живом муже. Впрочем, милый и симпатичный граф Гаше де Круа вряд ли допытывался у нее о своих предшественниках или пытался добраться до сокровенных тайн ее лона, которые она, как можно предположить, после того, как ее отмечали на Гревской площади, тщательно скрывала.

Замечательно также другое совпадение: сразу после смерти своего второго «мужа» графиня встречается всë у того же таинственного лорда со своей старой знакомой, которая, как и она, посещала в Страсбурге сеансы графа Калиостро, т. е. также была одной из его «голубок». После всех этих странных совпадений с достаточной долей вероятности (не следует забывать, что мы находимся в сфере вероятного и никогда определенного) можно утверждать, что «знакомый лорд» был никем иным, как графом Калиостро, к которому слетались его старые «голубки», и что это он устроил и оплатил самоубийство графини, а потом женил на ней графа Гаше де Круа, который в качестве эмигранта находился в очень стесненных обстоятельствах, а посему не стал задавать нескромных вопросов.

Этот граф Гаше де Круа также умирает в нужный момент, с почтительной готовностью удалившись в иной мир (за счет всë того же Калиостро), когда было совсем затухший миф срочно нуждался в возобновлении, но уже на новой, теперь уже российской почве, где он имел счастливое продолжение в «Пиковой даме» Александра Пушкина. Удивляюсь проницательности этого литератора. А чего стоит один только граф Сен-Жермен! Мне он очень напоминает Калиостро. Между прочим, это он изобрел жизненный эликсир, а не Сен-Жермен. С не меньшим основанием можно утверждать, что «ожерельная тайна выплыла на свет божий» совсем не потому, что кто-то признал графиню или граф де ла Мотт, который, по словам графини, давно уже умер, что-то выболтал (уж не на том ли свете?). И в самом деле, кто бы стал благодетельствовать графине Гаше де Круа, если бы она была только Гаше де Круа и за ней не скрывалась таинственная графиня де ла Мотт?

Следующая история о высылке графа Калиостро из России дает tocco finale мифу. Он приобретает свою окончательную форму, которую резюмирует, как в обвинительном приговоре, Александр Павлович при встрече с графиней: «вы содействовали падению французской королевской династии и явились сообщницею страшного и мерзкого шарлатана». Абсурдность похищения и вообще всей ситуации создает не менее абсурдную мифологию вокруг главных персонажей. Миф — это рассказ о богах. Здесь же в качестве богов выступают король и королева, что очень естественно, ведь королевская власть считалась происходящей от Бога. Этот момент следует учитывать. И хотя сейчас он потерял всякое значение, но тогда все еще чувствовался — и даже очень.

Похищение королевского ожерелья (это надо подчеркнуть, ведь оно изготовлялось для короля) оказалось символическим, и потому мифологическим. Вместе с ожерельем был похищен не просто престиж королевы, а последний остаток сакральности, на которой держалась королевская власть. Как просто и легко она осела, показали события несчастного 1789 года. Если эта власть еще держалась, то это не потому, что была полиция, а только благодаря своей сакральности. Эта сакральность в любом случае сошла бы на нет, даже если бы бедная Мария Антуанетта была образцом святости, а несчастный Людовик — воплощением добродетели. (Кстати, это был человек добросердечный и благочестивый, и как раз именно за эти прекрасные качества, достойные восхищения, он взошел на плаху.) Но тут вмешалось ожерелье, как бы притянувшее на себя последний остаток королевской сакральности, которая вдруг рассеялась, как призрак на спиритическом сеансе графа Калиостро. В этой сакральности и состоит тайна ожерелья, его мистический символизм, который притягивает к себе всех попадающих в его магнетическое поле.

Возвращаюсь к документам. Значение имеет не то, что они вымышленные или настоящие, а соответствуют ли они логике событий или ей противоречат. Ваши вымышленные документы дают все необходимые элементы, из которых составляется миф, как это происходит с камушками, образующими никем не предусмотренную конфигурацию, если их случайно рассыпать. А ведь камушков-то было 629! И самое замечательное, что спустя много лет после того, как прошли события несравненно более значительные, эта мифологическая конфигурация, образовавшаяся в результате похищения ожерелья, продолжает эманировать свою версию событий: «вы содействовали падению французской королевской династии», говорит совсем старенькой графине де да Мотт (дело происходит в 1824 году) император Александр и отправляет ее в жаркий Крым, который по его словам «будет напоминать вам родную Францию гораздо более, чем наш холодный Петербург».

Довольно двусмысленное замечание, но очень в духе этого странного персонажа, создавшего вокруг себя также самую нелепую мифологию, на которую клюнули некоторые простодушные литераторы. Александр с симпатией и пониманием относится к своему демоническому собрату (он точно просчитал этого переодетого в женщину беса) и поэтому отправляет ее в Крым, где собралось избранное демоническое общество, состоявшее из неотразимо-очаровательной Каролины Собаньской, бесноватой княгини Голициной, дав ей в качестве «гвардии» местных контрабандистов, с которыми она, как нетрудно догадаться, приобрела немало других ценностей (бриллиантовые подвески, которые графиня оставляет княгине Голициной, а та их дарит Собаньской, думается, имели не королевское, а контрабандное происхождение), оставившие, однако, публику совершенно равнодушной в виду отсутствия в них всякой мифологичности.

Но это еще не всë, господин Автор. Размышляя над историей высылки графа Калиостро из России, как ее рассказывает мадам Бирх, в меня закралось сомнение (удивляюсь, как это я раньше об этом не подумал): боится ли графиня Гаше де Круа, что Калиостро узнает в ней графиню де ла Мотт или признает в ней только Гаше де Круа, т. е. разоблачит уже не кражу ожерелья, а миф? В этом пункте, как Автор, так и Читатель, которого я здесь представляю своей скромной персоной, раз и навсегда должны отказаться от праздного вопроса: а как оно всë было на самом деле? Реально существует только Миф, а всë остальное — более или менее произвольные конфигурации из точек, которые профессиональные фальсификаторы называют Историей.