Богдан Сушинский - Киммерийский закат

— У вас что, есть распоряжение?

— Вы получите его через несколько минут. По факсу. Затем его продублируют егерской почтой. Передачу начнете завтра. Кстати, Марина Владимировна, где вы обитаете?

— То есть где я живу? Здесь, на территории, а что?

— Во флигеле, построенном вами незаконно, на земле, которая вам не принадлежит? Ро-ман-тик, однако.

Экс-директриса поджала губы и гордо вскинула голову.

— Мне было позволено.

— Господином Ненашевым, — напомнил Рамал. — Таким же романтиком, который дня через два окажется в Матросской Тишине или в Лефортово, за участие в путче. К тому же разрешение, увы, было устным.

— Конкретнее, что вы предлагаете?

— Наконец-то я слышу деловой вопрос. Мы предлагаем вам переселиться в свою квартиру, — жестко объяснил Рамал. За все это время новопосвященный гендиректор не произнес ни слова. Он только слушал и удивлялся информированности Рамала. Похоже, что перед приездом сюда тот неплохо ознакомился с досье директрисы.

— В Приморске у меня ее нет.

— А где она… есть?

Долгая, мучительная для бывшей профсоюзно-партийной львицы пауза. Рассматривая ее, Курбанов живо представлял себе, какой роскошной девицей была она в свои комсомольские, как блистала на всевозможных конференциях, съездах и выпивончиках; как грудью и прочими местами прокладывала себе путь к советскому раю на земле, именуемому «Интернационалем» — с его валютой, подарками и высокими гостями.

— Ее вообще нет, — заговорила тем временем бывшая профсоюзная львица. — Нет ее, понимаете? Я жила здесь. чтобы не занимать номера жилого корпуса, был построен известный вам флигель. Объект был закрытым, собственно, секретным, и директор обязана была… Нет, вы просто не имеете права. Я буду жаловаться…

— Мы не юристы, госпожа Станова, — прервал ее Рамал. — Поэтому о правах вам лучше потолковать с прокурором. Который давно обязан был выяснить, что это за постройка, как и на какие средства она возникла на ведомственной территории, а главное, как вы на свою скромную зарплату умудрились шикарно обставить ее предметами старины.

Дверь неожиданно открылась, и в кабинет ворвалась секретарша — тридцатипятилетняя брюнетка, пышная, как и ее директриса, и тоже, очевидно, «родом из комсомола».

— Марина Владимировна, я что-то тут не пойму… — листик секретарша несла так, словно он пылал, и она сомневалась, сможет ли донести его до стола. — Здесь что-то непонятное. Из Москвы сообщают, что вы, что вас!..

— Знаю, — оскалилась набором золотых зубов Станова. — Давайте факс. Никого не впускать.

— У нас мало времени, леди, а мы еще не решили, как быть с вашим ночлегом, — напомнил Рамал.

— Но я же не могу остаться на улице.

— У вас вполне хватит денег, чтобы всю оставшуюся жизнь свою прожить в лучшем номере лучшей гостиницы Южного берега. Но если вы вновь станете запугивать нас…

— Что, конкретно, вы предлагаете? — прикусив нижнюю губу, словно бы закусив удила, прошипела Станова.

— Комнату в одном из жилых корпусов. Жить будете одна. Питанием вас обеспечат за счет фирмы. Единственное условие — ни во что не вмешиваться, ничего не замечать, никакой информации не выдавать. Право выбора комнаты остается за вами. Утром жилье гендиректора, которое отныне становится ведомственным и собственностью фирмы, должно быть свободным.

Рамал взглянул на Курбанова. Тот поднялся и, не прощаясь, оставил кабинет. Марина Владимировна испепеляюще посмотрела ему вслед и потянулась к тюбику с валидолом. Все, что здесь происходило, было выше ее сил и понимания.

Впервые за все время встречи Истомин едва заметно ухмыльнулся.

— Видите ли, выяснять, на какую из перечисленных вами сторон я работаю — некорректно. Вот уже в течение нескольких месяцев мы, то есть большая группа экспертов-аналитиков, как вы правильно определили функции вверенного мне коллектива, исходим из того, что к концу нынешнего года Советский Союз как государство существование свое прекратит.

Буров ожидал, что, услышав это, шеф кагэбэ впадет в праведный гнев, и был немало удивлен, когда, вместо этого, Корягин усталым старческим голосом пробубнил:

— Значит, вы не только спрогнозировали гибель Великой России, но и предательски смирились с ней?

— С естественным отмиранием Союза — так будет точнее. Исходя при этом из доктрины, согласно которой на постсоветском пространстве образуется целая плеяда постсоциалистических государств, чьи элиты будут привержены капиталистическим принципам развития. Отсюда вывод: могущество России, ее политико-экономическое влияние будут определяться мощными экономическими позициями в каждом из постсоветских государств и столь же мощными финансовыми запасами на надежных зарубежных счетах.

— Вот так, значит? — растерянно парировал Корягин.

— Пока националы эйфорично будут наслаждаться призрачной независимостью, мы станем целеустремленно овладевать их промышленными комплексами и силовыми структурами, транспортными магистралями и сырьевыми базами; церковными приходами, средствами массой информации и, естественно, депутатскими мандатами в парламентах… Стратегия и методика подобного проникновения отработана сразу несколькими спецслужбами мира и международными концернами.

— То есть, следуя вашей аналитике, все, что мы так упорно строили, превратится в прах, — мрачно подытожил шеф кагэбэ. — Мы же с вами, и предки наши, опять будут плакаться друг другу в жилеты: «Нещасная, проданная и пропитая Россия!»

— Все не так безнадежно, как вам кажется, товарищ генерал. Просто до сих пор, с помощью тупиковой коммунистической идеологии, вы пытались выстраивать некую многонациональную полуроссийскую государственность, мы же будем строить великий полноценный, евразийского масштаба, Русский Мир.

— «Полноценный, евразийский Русский Мир»?.. — нахмурился Корягин. — Это под русский национализм, что ли?

— Скорее, под этнический русский патриотизм и под социально-экономическое могущество русского духа, если будет угодно. Не исключено, что враги станут называть это движение «русским национал-шовинизмом», однако поле для идеологических стычек мы предоставим нашим телевизионным политтехнологам.

Старый Чекист решительно покачал головой, словно пытался развеять остатки летаргического сна.

— И, я так понимаю, уже сейчас вы решили испытать свою концепцию на примере «освоения» Крыма?

— Вы правы. По вполне понятным причинам, в одну из наших наиболее мощных международных баз, в наш экспериментальный полигон, в опытную модель — уже сейчас превращается этот благословенный богом, проблемный в вопросах юрисдикции полуостров.

Едва он произнес это, как, испросив разрешения, в кабинете вновь появился референт-адъютант.