Мика Валтари - Турмс бессмертный

Широко открыв глаза, она соблазняюще бесстыдно взглянула на меня и ответила:

— Ну, Турмс, тут уж решай сам…

За тоненькой перегородкой слышался плеск весел шум волн, и мы снова были вдвоем. Ее тело не знало усталости, и с каждым мгновением она казалась все более оживленной. К вечеру Арсиноя была по-прежнему свежа и весела, я же чувствовал себя как выжатый лимон. Она всегда была выносливее меня.

Мы уже целых три дня плыли в открытом море, и все это время гребцы работали не покладая рук, поскольку ветер не желал помогать нам в пути. Но никто из фокейцев не роптал, все охотно подчинялись командам Дионисия, радуясь, что каждый взмах весел отдаляет нас от жестоких карфагенян. На ночь мы связывали корабли канатами, и кошка Арсинои скакала с судна на судно, а ее светящиеся в темноте глаза вызывали у моряков суеверный страх.

Вечером четвертого дня Дориэй, опоясавшись мечом, принялся разговаривать с ним и распевать боевые гимны, чтобы поднять себе дух, а затем отправился к Дионисию и встал перед ним, широко расставив ноги.

— О чем ты думаешь, Дионисий из Фокеи? — спросил спартанец. — Мы уже давно оторвались от карфагенских судов. Солнце и звезды подсказывают мне, что с каждым днем мы все дальше уходим на север. Так мы никогда не достигнем Эрикса.

— Ты прав, Дориэй, и я как раз собирался поговорить с тобой об этом, — добродушно ответил Дионисий и поднял большой палец, подавая знак своим людям. Те схватили Дориэя за руки и ноги и связали, как барана. Все произошло так молниеносно, что спартанец не успел даже прикоснуться к мечу. Он начал страшно ругаться и вырываться, но потом вспомнил о своем достоинстве и замолчал, с ненависть глядя на Дионисия.

— Видишь ли, Дориэй, потомок Геракла, — миролюбиво начал Дионисий, обращаясь не только к пленнику но и к своим людям, которые весьма неохотно подчинились команде напасть на Дориэя. — Мы уважаем твою отвагу, и по происхождению ты выше нас всех, однако не станешь же ты отрицать, что удар веслом полученный тобою у Лады, время от времени напоминает о себе. Твой божественный предок Геракл иногда тоже помрачался умом, и тогда у него в ушах стоял беспрерывный детский плач. Я очень огорчился, когда увидел, что ты разговариваешь со своим мечом, будто это живое существо, а не бездушная железяка. И уж совсем мне стало невмоготу, когда ты повел речь о звездах, солнце и морском деле, в котором ты ровным счетом ничего не смыслишь. Для твоего же спокойствия мне придется поместить тебя в канатный ящик и держать там до тех пор, пока ты не угомонишься, а мы не приплывем в Массалию.

Моряки успокаивающе похлопывали Дориэя по спине:

— Не сердись на нас, мы поступаем так для твоего же блага. Водные просторы частенько вызывают шум в непривычных к морю головах. Даже хитроумный Одиссей приказал привязать себя к мачте, когда услышал с прибрежных скал пение сирен.

Дориэй трясся от ярости так, что качался корабль. Он кричал:

— Зачем, зачем вам плыть в Массалию?! Вместо тяжелого морского путешествия я предлагаю вам легкий бой на суше, после же того, как мы добудем корону Сегесты, я поделю между вами тамошнюю землю и прикажу построить дома, где все мы сможем жить и воспитывать будущих воинов — наших сыновей. Рабы-элейцы будут возделывать наши земли, а с сиканами я вам даже разрешу позабавиться: поохотиться на них, попользоваться их женщинами… Дионисий же хочет лишить вас этого!

Чтобы заглушить его слова, Дионисий громко расхохотался, ударил себя по ляжкам и воскликнул:

— Вы видите, что с ним стало? Неужели мы, жители Фокеи покинем море ради того, чтобы ковырять землю? Никогда в жизни не приходилось мне слышать ничего подобного!

Но его люди нерешительно переминались с ноли на ногу, гребцы покинули свои места и вышли на палубу, а моряки пятидесятивесельников собрались на корме обоих судов, чтобы лучше слышать. Тогда Дионисий замолчал, поставил ногу в сандалии на рот извивавшемуся на досках палубы Дориэю и обратился к собравшимся:

— Мы плывем на север, в Массалию, и сейчас достигли уже вод тирренов. Удача всегда сопутствовала мне, и я буду полагаться на нее. Если понадобится, мы примем бой с тирренскими кораблями и выйдем из него победителями. В Массалии делают отличное красное вино, и даже невольник ест там хлеб с медом, а белых, как молоко, рабынь можно купить всего за несколько драхм.

Дориэй резко дернул головой, скинув ногу Дионисия, и закричал:

— Вместо опасных приключений и чужих богов я предлагаю вам замечательную страну, где храмы совсем как у нас, а варвары почитают за честь говорить по-гречески. Я предлагаю вам недолгое путешествие и легкую войну. Вы сами видели, каков я в деле. Так вот, я обещаю, что до конца своих дней вы будете жить спокойно под сенью моей короны.

Дионисий хотел ударить спартанца по голове, но фокейцы удержали его. Некоторые из них размышляли вслух:

— А ведь он прав, и мы впрямь не знаем, как примут нас земляки в Массалии. Тиррены без труда потопили сто кораблей наших предков, а нас тут всего около трехсот человек, и мы долго не продержимся, когда море вокруг станет черно-красным от тирренских судов.

Дориэй же кричал:

— Триста храбрецов под моим командованием — это огромная сила. В бою я не спрячусь за ваши спины, а поведу вас вперед. Это у вас плохо с головой, а не у меня, если вы верите отступнику Дионисию и не верите мне.

Дионисий поднял руку, чтобы утихомирить своих людей:

— Перестаньте крякать, как утки в пруду, я хочу кое-что сказать вам. Да, бывало, что я советовался с Дориэем. Да, это правда, что мы ничего не потеряем, если развяжем войну против Эрикса, и правда, что Карфаген нас ни за что не пощадит. Я понимаю все это, и, коли боги по каким-то причинам не позволят нам добраться до Массалии, мы непременно высадимся на берег в Эриксе.

В море слово Дионисия значило больше, чем слово Дориэя, и, немного поспорив, люди решили все же плыть в Массалию…

Путешествие в незнакомом море — дело нешуточное. Капризный ветер носил нас по волнам так долго, что питьевая вода начала протухать. Многих фокейцев свалила лихорадка, некоторых мучили галлюцинации.

К тому же жизнь на нашем корабле отравляли вопли Дориэя и его частые попытки выбраться из канатного ящика. Арсиноя с каждым днем становилась все бледнее, все чаще жаловалась на скуку и, лежа в своей крохотной каморке, призывала смерть. По ночам она умоляла меня освободить Дориэя и поднять бунт, поскольку Гибель в бою, по ее мнению, лучше бесцельного плавания по морю, протухшей воды, жучков в муке и прогорклого масла.

Спустя почти месяц на горизонте показалась земля. Дионисий нюхал воду, пробовал ее на язык, внимательно изучал ил со дна и наконец изрек: