Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

По дороге Сенявин долго размышлял о победном сражении Суворова: «Войска имел втрое меньше, но атаковал не по шаблону, решительно, стремительно, не давая туркам опомниться. Сам вел в атаку солдат, увлекал вперед лихой храбростью». И еще пришла мысль: «Море рядом, а корабли не помогали войскам, не прогнали турецкую эскадру».

Пока Сенявин пробирался к Севастополю, в Днепровском лимане разыгралась трагедия…

О капитане второго ранга Андрее Веревкине на Черноморском флоте была слава добрая. Мичманом отважно дрался при Чесме, получил тяжелую рану. Бился с турками по всему Эгейскому морю, блокировал Дарданеллы.

Командовал фрегатами на Балтике. Характер имел боевой, но был худороден. На Черном море Мордвинов взял опытного капитана к себе, назначил командиром плавбатареи № 1.

После кинбурнской неудачи турецкая эскадра Эски-Гуссейна отстаивалась на рейде Очакова. Лиманская флотилия Мордвинова укрылась за песчаной косой. Атаковать турок рискованно — перевес в силах многократный на их стороне, а Потемкин денно и нощно понукает наступать. Мордвинов в конце концов собрался с духом. На совете капитанов и флагманов объявил:

— Турки стоят в тесноте полукружием. Плавбатарея Веревкина ночью под прикрытием двух галер — лейтенанта Константинова и мичмана Ломбарда — скрытно подойдет к ним с наветра. Надобно внезапно кинжальным огнем возжечь турок на ветре, а там и всю эскадру спалим огнем.

Капитаны переглянулись, покачали головами. Поднялся Веревкин:

— Замысел ваш хорош, господин адмирал, только на бумаге. У Эски-Гуссейна шестьдесят вымпелов, а то и поболее. Одна плавбатарея против целой эскадры ничто. Ежели к тому же ветер переменится? Боком то-то все выйдет.

— Неужто сдрейфил Веревкин? — ухмыльнулся недовольно Мордвинов.

— Я при Чесме смертушке в глаза глядел, с той поры упреков не имею, — хмурясь, ответил Веревкин. — В экипаже моем полсотни матросов, почти все рекруты, не обучены. О них пекусь.

— Авось пронесет, — пожевал губами раздраженный адмирал, — быть моему решению окончательно.

Когда стемнело, Веревкин передал на галеры, что снимается с якоря, просил не отставать. Однако галеры почему-то не спешили.

Около полуночи к батарее причалила шлюпка, на палубу поднялся Ломбард. От мальтийца, еще и год не служившего в русском флоте, попахивало вином. Оказалось, что он не нашел свою галеру «Десну» и Мордвинов назначил его на другую.

— Где же она? — недоумевал Веревкин.

— Буду разыскивать, — браво ответил мичман.

Веревкин насупился.

— Бордель какой-то, — проговорил стоявший рядом лейтенант Кузнецов.

Вскоре батарею нагнала «Десна», но Ломбард вдруг отказался перейти на нее:

— Я назначен адмиралом на другую галеру.

— А, черт с вами, — махнул рукой Веревкин, — только под ногами не мешайтесь.

Между тем рассветало. Собрав офицеров на юте, Веревкин объявил:

— По воле командующего флотом и по причине разгильдяйства капитанов галерных остались нынче мы одни супротив турок. Благо есть исход спасти животы, наши — приткнуться на мель и берегом ретироваться. — Веревкин не мог в темноте разглядеть физиономии офицеров, но по разговору понял — недовольны. — Другой ход, — продолжал он, — исполнить долг — атаковать супостата. Тогда, видимо, животы наши положим за Отечество. Каково суждение ваше?

— Атаковать! — не колеблясь ответили все.

Веревкин облегченно вздохнул, перекрестился:

— С Богом, господа, по местам стоять! Якорь выбрать!

Батарея медленно спустилась по фарватеру на виду у недоумевающих турок, развернулась к ним бортом на дистанцию пушечного огня и отдала якорь. Гуссейн-паща всполошился, на палубах турецких кораблей забегали канониры, заряжая орудия.

Спустя несколько минут Веревкин отмахнул саблей:

— Пали!

Грянул залп, первые ядра полетели в турок. Почти одновременно открыла ответный огонь турецкая эскадра. Сражение началось.

Поначалу турки мазали. Но где там! Разве три десятка орудий одолеют сотни! Вскоре батарею опоясали всплески, десятки ядер ударили в борт, пробили палубу. Однако батарейцы бились насмерть, едва успевали перезаряжать пушки. Солнце давно поднялось над горизонтом. Веревкин оглянулся. Сквозь пелену порохового дыма виднелись две галеры, спокойно стоявшие на якорях, без всякого намерения содействовать батарее.

— Подлецы! — Веревкин выругался.

Вдали виднелась равнодушно молчавшая эскадра Мордвинова.

Корпус батареи то и дело содрогался от прямых попаданий, но яростный огонь ее пушек все больше раздражал противника. И тут случилось непоправимое. Беда навалилась изнутри. Из отчета капитана второго ранга Веревкина: «Я бы дрался до самой ночи с неприятелем, ежели бы не разорвало у меня пушки, с левой стороны от носа первую, которым разрывом убило до 15 человек, что навело такой страх на служителей, что насилу мог собрать людей, которые бросились на палубу; и после того дрались мы еще с полчаса, но вторичное несчастье последовало: разорвало другую пушку на той же стороне от носу и убило больше 15 человек, вторичный страх, напавший на людей, что было не можно никак сообразить…» Панику кавторанг пресек быстро. Сам схватил фитиль и встал у первой пушки. Бой продолжался. Как назло через четверть часа разорвало третью пушку, ядром сразило артиллерийского поручика Иваненко…

Веревкин, весь черный от порохового дыма, вытер пот рукавом, поднялся на помост. Помощи ждать неоткуда. На турецких кораблях хлопотали у якорных канатов. «Выход один — по течению спуститься Лиманом и на веслах идти к Крыму. Авось прорвемся», — подумал командир и скомандовал:

— Руби якорный канат!

К нему подбежал откуда-то появившийся Ломбард:

— Господин капитан…

— Отстань ты, займись делом, ступай на правый борт, командуй канонирами…

Тем временем плавбатарея, не прекращая огня, двинулась вперед, поочередно поражая турецкие корабли, часть из них снималась с якорей для погони. Миновали последний корабль, вот и выход из Лимана:

— Лево на борт! Навались на весла!

Веревкин взял подзорную трубу. Распушились белые паруса у турок.

— Два фрегата, четыре галеры, — проговорил Веревкин, — однако еще не вся эскадра.

Прошел вдоль борта, подбодрил канониров:

— Братцы, не торопись, цельсь наверняка, береги ядра и заряды!

Дело пошло веселей. После очередного залпа заполыхал объятый огнем фрегат, потерял управление и выбросился на прибрежную отмель. Еще несколько прицельных выстрелов подбили две галеры.

— По траверзу справа паруса! — доложил сигнальный матрос.

Еще несколько галер и два фрегата устремились на пересечку курса.

Три яростные атаки выдержали батарейцы. На четвертой атаке заполыхала верхняя палуба, огонь подбирался к крюйт-камере. Испуганные матросы бросились врассыпную, крестились. Офицеры останавливали их, заливали огонь.