Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

— Э-э, нет, брат, — протяжно ответил Лазарев, — где деньги, там, почитай, всегда неправда, а подчас и беда. Человечество все больше грязнет в этом болоте всех зол. А что до нас с тобой, так мы чтим старую библейскую заповедь.

— Какую же? — искренне удивился Унковский.

Смеясь, Лазарев достал с полки Морской устав:

— Сия книжица — библия российского моряка, и ты просто позабыл истины, в ней заложенные великим Петром, мудрейшим родителем флота нашего. Хотя и чтишь эти правила по привычке и натуре.

Унковский, недоумевая, пожал плечами.

— Наберись терпения и изволь выслушать до конца. — Лазарев раскрыл устав: — «И понеже корень всему злу есть сребролюбие, того для всяк командующий должен блюсти себя от лихоимства и не точию блюсти, но и других ото оного жестоко унимать и довольствовать определенным. Ибо многие интересы государственные чрез сие зло потеряны бывают».

«А ведь и в самом деле, — подумал Унковский, слушая друга, — еще в гардемаринские годы не раз втолковывали нам сию заповедь на кораблях».

Лазарев захлопнул томик, потянулся:

— Такого постулата нравственности для капитана не сыскать ни в одном уставе иноземного флота…

Взяв в свои руки дело торговли, командир «Суворова» открылся еще одной гранью своего недюжинного характера — талантом предприимчивости.

В обмен на русские товары в трюмы корабля грузили медь, гуммигут [62] Гуммигут — сгущенный млечный сок, получаемый при подсечке коры некоторых деревьев, применяют для лаков и акварельных красок. , перуанский бальзам, хлопчатую бумагу, а главное, хину. Этот редкий и ценный продукт Россия ввозила из Испании за большие деньги. В Перу же Лазарев закупил по дешевой цене восемьсот пудов хины.

На верхней палубе «Суворова» плотники мастерили три деревянные выгородки, над ними натянули парусиновый тент. Вечером к борту подошла шхуна. На ее палубе «паслось» стадо — девять лам, альпака и вигонь. Диковинные обитатели Кордильер из семейства верблюдов давно привлекали внимание Лазарева. Многочисленные стада этих благородных и нежных животных заполняли пастбища на отрогах гор, окружающих Лиму. Он обратился к Абадии с просьбой помочь выбрать животных для отправки в Петербург, но тот его огорчил:

— Не однажды европейцы пытались заполучить этих добрых тварей. В Британию и на Пиренеи пытались их вывезти, Наполеон даже нарочный корабль прислал — все без успеха, в пути они подохли — весьма нежны, чистоплотны и прихотливы эти звери. Ни лама, ни вигонь, ни альпака не станут пить из одной и той же посуды, каждой отдельную подавай. Так что, господин капитан, рискованное это дело…

Однако Лазарев решился взять их на борт и во что бы то ни стало привезти в Россию. Матросы осторожно, в больших сетках, поодиночке перегружали животных на палубу, где сам капитан распоряжался их размещением.

Еще раньше на корабль привезли любовно собранные капитаном атрибуты древних инков — оружие, утварь, одежду.

Накануне выхода в море вице-король вручил Лазареву письмо к русскому императору. Маркиз изъявлял желание установить дипломатические и торговые связи между Россией и Перу, в самых лестных выражениях отзывался о пребывании «Суворова». С письмом вице-король отправил и богатые подарки Александру I.

15 февраля, сверкая свежевыкрашенными бортами, «Суворов» снялся с якоря. Соскучившиеся по ветру паруса расправлялись, весело трепетали в лучах заходящего солнца. Сопровождаемый выстрелами прощального салюта из крепости, корабль покинул гостеприимные берега Перу.

Восемнадцать суток дул устойчивый зюйд-зюйд-ост. Это позволило без помех, не меняя галса, спуститься к оконечности Южноамериканского материка.

Неприятности начались с поворотом на новый галс, в направлении к мысу Горн. Чем ближе к коварному месту, тем размашистей бросал корвет с волны на волну штормовой океан. Сильный дождь шел непрестанно несколько дней. Воды в трюмах заметно прибавилось. Сменявшиеся с вахты спускались вниз и беспрерывно откачивали помпами воду. Две недели спустя прошли наконец траверз последнего острова — Огненной Земли. Слева угрюмо выглядывали из тумана мрачные скалы мыса Горн. Неожиданно справа налетел шквал со снегом, все вокруг заволокло.

Лазарев поежился, накинул капюшон. Вторые сутки он не сходил с мостика. Повернув лицо навстречу ветру, сосредоточенно всматривался в снежную завесу, словно пытаясь разгадать причину ее внезапного появления. «Раз снег, значит, холод идет от тех самых непроходимых льдов, которые остановили Кука. А что за ними?»

Снежный заряд оборвался так же неожиданно, как и появился. Небо постепенно очищалось. Слева за корму уходили хмурые тучи, нависшие над мысом Горн. Лазарев, не оборачиваясь, скомандовал рулевым у штурвала:

— Лево руль, на румб норд-норд-ост!

Искоса поглядывая на ноктоуз, Алексей Российский следил, как нехотя поворачивается картушка компаса. Матросы, будто почуяв первые дуновения северного ветра с далекой родимой стороны, лихо работали с парусами. Увалившись под ветер, «Суворов» набирал ход, с каждой милей приближаясь к далеким берегам Европы.

Пересекая Атлантику, «Суворов» побывал в Рио-де-Жанейро, на острове Фернанду-ди-Норонья и 8 июня бросил якорь на рейде Портсмута, опоясав Землю кругосветным плаванием.

Спустя месяц крепкий ветер с дождем, гром и молния как бы приветствовали моряков у входа в Финский залив.

В полночь 15 июля показались проблески огня родного Толбухина маяка, а утром «Суворов» стал на якорь на Малом Кронштадтском рейде против ворот Средней гавани.

Вся команда последнюю ночь, не смыкая глаз, провела на верхней палубе, всматриваясь в родные берега, озаряемые лучами восходящего солнца.

Трепетное волнение при встрече с отечеством после долгой разлуки овладело каждым — почти три года без вестей о России, родных и близких, друзьях и товарищах…

Не успели убрать паруса и выкинуть трап, на корабле появились первые товарищи и друзья с кораблей, стоявших на Кронштадтском рейде. В полдень весь Кронштадт высыпал на стенку полюбоваться давно не виданным зрелищем — возвращением русского корабля из вояжа вокруг света…

Прибыли на корабль и директора Российско-Американской компании. Довольные лица сияли улыбками. Успешный рейс «Суворова» повысил акции компании. Они одобрили действия Лазарева в Ситхе и особенно похвалили капитана за установление добрых отношений с Перу. Об одном не вспомнили директора — о своих посулах наградить команду жалованьем в случае успешного окончания плавания.

Спустя неделю настроение верхушки компании стало меняться. Молво настрочил каверзный доклад, облыжно обвинял капитана «Суворова». Главное обвинение — Лазарев якобы поступал самочинно и нанес ущерб компании. Попутно приплел о раздорах с Барановым. Мелкая душонка комиссионера Молво выплеснула потоки грязи на безупречного человека. Молво не мог забыть свои обиды и злобно мстил. Тяжба затянулась надолго. Лазарева в конце концов оправдали по всем статьям, но он зарекся впредь когда-нибудь связываться с торгашами…