Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин

Гейден отложил письмо. Лазарев усмехнулся:

— Видимо, ваше превосходительство, нам предстоят прежде баталий артиллерийских с турками сражения на дипломатическом поприще…

Ибрагим-паша отказался выполнять требования Кодрингтона и действовал коварно. Стоило соединенному флоту при перемене ветра уйти от Наварина, «Ибрагим, бесчестно изменяя слову своему, вышел в море и с дикою лютостью начал опустошать все окрестности».

6 сентября у Кодрингтона собрались все три флагмана. Гейден по просьбе английского адмирала взял с собой Лазарева. Он лучше всех говорил по-английски, и, кроме того, англичанина восхищал вид и порядок на «Азове».

Прежде чем пригласить всех к обеду, Кодрингтон объявил о своем решении:

— Поскольку Ибрагим-паша отклонил мое предложение, я намереваюсь сей же час отправить к нему еще одно послание от нашего имени с целью образумить его.

В Наварин с письмом направился специальный корвет. Он вскоре вернулся безрезультатно.

— Чиновники Ибрагим-паши не приняли письмо, сэр, — доложил капитан корвета.— Они явно хитрят и сказали, что Ибрагим-паша куда-то уехал и, когда будет, им неизвестно.

После небольшого раздумья Кодрингтон предложил:

— Хотя у неприятеля двойное превосходство в кораблях и орудиях, мы не можем дальше оставлять без внимания брошенного нам вызова. Предлагаю, не откладывая, блокировать флот в бухте.

Де Риньи недовольно поморщился и спросил:

— Почему именно в бухте?

Кодрингтон понимающе переглянулся с Гейденом и Лазаревым.

— Вы сами видите, осенняя погода меняется к худшему день ото дня. Лежать в дрейфе или лавировать у входа большая нагрузка кораблям и экипажам.

Француз поежился, но промолчал… На военный совет собирались не только европейцы.

В Наварине Ибрагим-паша получил рекомендации из Стамбула от визиря. Там надеялись не только на помощь Аллаха, но и явное превосходство в силах турецко-египетского флота. Около 100 судов и свыше 2000 орудийных стволов против 27 судов 1300 орудий союзного флота.

Во дворце турецкого наместника на роскошном ковре сидели: главнокомандующий Ибрагим-паша, командующий египетским флотом, зять вице-короля Египта Мухарем-бей, командующий турецкой эскадрой Тагир-паша, главный военный советник французов Летеллье и отставной лейтенант-француз, командир египетского фрегата Бонпар. Ни у кого из собеседников не возникало сомнений в их превосходстве. Это подтвердил и французский наставник.

— Мы имеем превосходство в пушках, и выучка наших пушкарей не уступает противнику. Прошу только уважаемых капуданов произвести некоторую перестановку наших судов.

Француз развернул карту.

— Мы должны образовать прочную дугу в виде полумесяца, используя благоприятную для нас форму бухты. — Летеллье объяснил диспозицию турецкой и египетской эскадр. — На нашей стороне, кроме того, десятки мощных пушек береговой артиллерии. Они откроют огонь, как только неприятель попытается войти в бухту.

Среди присутствующих один Тагир-паша, казалось, пребывал в сомнении.

— Наш адмирал, — осторожно обратился он к Ибрагим-паше, — быть может, проявить мудрость и все же согласиться с предложением Кодрингтона?

Египтянин снисходительно улыбнулся.

— Уважаемый Тагир-паша, видимо, плохо помнит наставления своего дивана из Стамбула. В конце концов, наша позиция неприступна. Союзники не осмелятся войти в бухту. Скоро начнется зима, море штормом раскидает их корабли, они перессорятся между собой и разбегутся, как трусливые зайцы. — Ибрагим-паша перевел дыхание и напомнил: — Надеюсь, вы не забыли, что самыми опасными нашими врагами являются гяуры-русские. Поэтому все пушки должны первыми уничтожать корабли русского царя, а храбрые янычары — пленить их матросов. Да поможет нам Аллах…

Утром 7 октября на «Азов» доставили приказ командующего эскадрами. Гейден вместе с Лазаревым переводили на русский. Английский адмирал расписывал порядок следования эскадры в бухту Наварин.

Первыми по сигналу должны входить англичане и французы. Контр-адмиралу де Риньи предписывалось стать на якорь против тех «из египетских кораблей, на которых находятся французские офицеры».

Русская эскадра должна следовать последней и занять место по диспозиции на якорях близ английских кораблей.

Гейден переглянулся с Лазаревым. Такой регламент предусматривал пассивное выжидание, а не атаку противника.

— Видимо, Кодрингтон все еще надеется решить дело миром, — первым высказался Лазарев.

— Вы правы, — сказал Гейден, — вот что предписывает адмирал: «Ни с одной пушки не должно быть выпалено с соединенного флота прежде сделанного на то сигнала, разве в том случае, что откроют огонь с турецкого флота, тогда те суда должны быть истреблены немедленно».

Закончив чтение, Гейден несколько минут размышлял и наконец сказал:

— Распорядитесь, Михаил Петрович, снять копии сего приказа, довести сегодня же до командиров кораблей.

Лазарев, видимо, что-то обдумывал.

— Быть может, есть смысл дополнить приказ Кодрингтона вашим напутствием?

Гейдену пришлось по вкусу предложение начальника штаба.

— Безусловно, так и сделаем. Снимайте копии, а я набросаю несколько слов нашим капитанам. Передайте всем командирам в пятнадцать часов прибыть на военный совет.

Приказ союзного флагмана Гейден сопроводил припиской: «Мне ничего больше не остается желать, как того, в чем я и уверен, что всякий из нас будет стараться исполнить свой долг и сделать честь российскому флагу в виду наших союзников…»

С утра 8 октября 1827 года тихий ветерок ласкал, чуть вздувая паруса. Все суда союзного флота поневоле скучились, дрейфуя у входа в бухту Наварин. Потом легкий ветерок все же расправил белоснежные крылья кораблей и к полудню задул с южных румбов. Корабли, постепенно склоняясь в кильватер, выстраивались в линию для боя. На ветре английская и французская эскадры, чуть под ветром эскадра россиян.

…На «Гангуте», как и на всех русских кораблях, весь экипаж с утра принарядился, оделся в чистое платье, офицеры в мундиры. Капитан 2-го ранга Александр Авинов поднялся чуть свет, прошел по верхней палубе, осмотрел батарейные деки. «Гангут» имел из всех кораблей самое сильное вооружение — восемьдесят четыре пушки.

И вообще эскадра россиян превосходила и английскую и французскую по кораблям и огневой мощи. Она являлась ее боевым ядром.

«Гангут», согласно ордера, держался в полукабельтове, строго в кильватер своему флагману «Азову». Даже невооруженным взглядом просматривались на шканцах «Азова» фигуры Гейдена и Лазарева, различались флажные сигналы.

С первым ударом послеполуденной склянки на флагмане запестрело разноцветье сигналов. Вахтенный лейтенант отрепетовал: