Виктор Сергеев - Унтовое войско

Но эти протобестии ненавидят меня не только потому, что я обскакал их в чинах. Я для них белая ворона. То, что я умею делать, они этого не умеют. А то, что они умеют делать, я этого не хочу.

Был у меня с государем как-то… разговор… упомянул я об Амуре, а он в ответ: «Что до реки Амур, то с этим успеется. Для смышленого слушателя не нужно много слов». И, еще тогда было сказано о Камчатке, Катенька. Государь молвил: «На Камчатке ты не будешь, ехать туда далеко и затруднительно». Я поспешно ответил: «Нет, ваше величество. Я туда постараюсь добраться». Если бы я мог тогда сказать, что постараюсь добраться вместе со своею женой!

Постучавшись, вошел камердинер… Доложил, что просит аудиенции штабс-капитан Карсаков.

Штабс-капитан Карсаков пользовался сугубым доверием Муравьева и был принят для доклада в служебном кабинете генерала.

Карсаков доложил, что к пристани пришвартовался галиот с арестованным пятидесятником Ранжуровым.

Прочитав письмо комиссара Троицкосавского пограничного управления, Муравьев задумался: «Перешла границу целая воинская часть… Манджуры будут встревожены». Этот пятидесятник заслуживал самого строгого устрашения. «Отправить его на Кару в колодках к Разгильдееву. А казаков, что ходили с ним за кордон, посечь розгами в Верхнеудинске на плацу принародно и выслать для продолжения службы в Якутск. Распустились донельзя! Не войско, а бродячий табор».

Николай Николаевич собирался уже отдать распоряжение, но что-то удержало его. Какое-то сомнение возникло у него в правильности наказания, Вспомнился Нессельроде… В больной голове министра столько галлюцинаций вспыхнет… Будет кадило раздувать. Наказывать казаков расхотелось. «Черт с ними! Побили хунхузов — не велика беда. A-а, на каждую опаску страха не наберешься. Погляжу-ка на этого пятидесятника. Что за муж?»

Распорядитесь, господин штабс-капитан, чтобы привели арестованного, да и сами побудьте с нами.

Михаил Семенович Карсаков служил Муравьеву на совесть. Поручения исполнял быстро, с надлежащим прилежанием и добросовестностью.

Он был у генерала единственным военным чиновником по особым поручениям, а полагалось иметь двоих. Но в военном ведомстве что-то тянули с вакансией. Как обычно.

Ввели Ранжурова. Муравьев с любопытством разглядывал казака-инородца. За год службы в Иркутске видел казаков-бурят нечасто и мало кого из них знал в лицо. Он спросил арестованного, сознавал ли тот величину вины, когда принял решение нарушить границу. Ранжуров ответил так же, как и в пограничном управлении!

Муравьев заметил, что его, Ранжурова, ожидает каторга.

— Воля ваша, — ответил пятидесятник.

— Это верно, что ты разбил отряд хунхузов, вдвое превосходивших ваши силы?

— Да, мы обратили их в бегство. Устроили на них бурятскую облавную охоту.

Это развеселило Муравьева. «А пятидесятник-то умен! Вот уж истинно: не место к голове, а голова к месту». Он подумал о том, что в это пограничное дело вмешается Нессельроде. А генерал-губернатор терпеть не мог, когда кто-либо в Петербурге посягал на его подчиненных, у Муравьева окончательно пропало желание наказывать Ранжурова и тех казаков, что были с ним.

«Пошлю-ка я его на Амур, — осенило Муравьева. — Пусть-ка осмотрится там. Вроде гольда дикого…»

— Слыхал ли ты, братец, про реку Амур? — поинтересовался Муравьев.

— Так точно.

— А что слыхал? Где?

— В станице Шарагольской, ваше превосходительство, слыхал. Живут там казаки… В старину их родичи вернулись с Амура. А мы, наринкундуйские буряты, к той станице Шарагольской приписаны.

— И что они? Про Амур что вспоминают?

— Вспоминают… Богато там жили. Что рыбу неводить, что зверя брать — заманчиво. И места там скотные. Да и запашку добрую можно иметь.

— А какие народы там проживают? Слыхал?

— Ну… мало-мало, как тунгусы наши. Народы вовсе дикие, лесные. Орочоны, гольды. И манджуры, ваше превосходительство, наезжают, ясак с гольдов берут.

— Судить бы тебя надобно, встрял ты в это дело… да повезло тебе, братец, нежданно-негаданно. Что-то раздумал я…

Ранжуров поклонился, стиснул зубы, чтобы не выказать радость.

— Воля ваша.

Муравьев повернулся к штабс-капитану.

— А что, любезный мой, не послать ля нам этого любителя облавной охоты на великую реку?

— На Амур, ваше превосходительство? Вернейшего и не придумаешь. Я уж и то смекал. Чего мы медлим? Разрешите доложить, ваше превосходительство? Вчера встречаю градоначальника. О том да о сем… Спрашивает: «Не повстречал ли на Байкале путешествующего англичанина?» «Нет, — отвечаю, — не повстречал. А что он из себя? Миссионер?» — «Да нет, — говорит градоначальник, — вовсе не миссионер, а по ученой части, камнями интересуется, ми-не-ра-ла-ми». — «Ну и что? Пускай себе интересуется», — «Так-то оно так, — отвечает градоначальник, — только какой-то он странный, даже в гостиницу не заехал, отметил подорожную, представился мне да и в путь. Хотел я доложить рапортом генерал-губернатору, да что-то боязно».

— Когда проехал англичанин Иркутск?

— Да уж тому неделя истекла, ваше превосходительство.

— Куда выправлена подорожная?

— В Нерчинск.

— Вот как? — Муравьев поднялся, вышел из-за стола и заходил в возбуждении. — Что сие значит? В прошлую весну тут обитался англичанин… как его?

— Джон Гиль, ваше превосходительство.

— Вот-вот, Гиль… Под видом ученых разысканий наведывался в Кяхту. А мы уши развесили. Втерся во все слои общества, запудрил нам мозги и неожиданно для всех нас отправился через Якутск на Камчатку. Где теперь? В военном порту Охотске? А этот… как его?

— Кларк Лоренц, ваше превосходительство. Городничий постарался его запомнить.

— Кларк Лоренц явно не думает о геологии.

Муравьев криво усмехнулся:

— Ему дай только спуститься по Амуру, и к будущей же весне английские корабли займут Сахалин да и устье Амура. Могу сказать тебе, что кто «будет владеть устьем Амура, тот будет владеть и Сибирью. До самого Байкала… И прочно владеть. Ключ к амурскому водному пути… У какой державы окажется тот ключ, той и быть над Сибирью полной владычицей. А уж хотим ли мы, чтобы наша процветающая Сибирь стала данницей и подданною Англии?

— Еще есть время упредить путешествующего англичанина, ваше превосходительство. На постройку плота, пригодного для сплава по Амуру, у него уйдет дней десять. Да и не всегда на станциях он получит свежих лошадей.

Муравьев вызвал адъютанта и распорядился заготовить бумаги на арест англичанина Кларка.

— Нынче же фельдъегерем отправим поручика… Ваганова.

— Будет исполнено, ваше превосходительство!

— Чтобы этот Кларк был доставлен ко мне до моего отъезда на Камчатку.