Александр Золототрубов - Опальный адмирал

«Что и говорить, задача флоту выпала сложная», — подумал Кузнецов.

На Таманском полуострове он встретился с представителем Ставки маршалом Тимошенко. Да войны Семен Константинович оказывал Николаю Герасимовичу помощь в его становлении как наркома. Однажды Сталин сделал Кузнецову ряд критических замечаний о руководстве флотами. Нарком Тимошенко, присутствовавший на беседе, улыбнувшись, заметил:

— Николай Герасимович всего две недели исполняет должность наркома.

Сталин глянул на Тимошенко:

— Есть вещи, которые надо решать немедленно, иначе это может плохо сказаться на боевой готовности флота.

Сейчас Николай Герасимович поведал маршалу Тимошенко, что перед отъездом на Тамань его вызывал Верховный.

— Я знаю, — весело отозвался маршал, — он мне звонил. Сталина беспокоят корабли. Смогут ли они взять на борт все войска и боевую технику?

— Адмирал Владимирский заверил меня в том, что с этим делом проблемы не будет, высадочных средств хватит.

Уезжал в Москву нарком оптимистом. Но это оказалось обманчивым чувством, и хотя вины Николая Герасимовича не было, горечь на душе осталась. Что же произошло?.. Вечером 31 октября корабли и суда приняли людей на борт и вышли в море. Погода с утра была ветреной, а во время перехода разыгрался сильный шторм. Десант 56-й армии высадиться не смог, десант 18-й армии высадился в районе Эльтигена и захватил плацдарм до пяти километров по фронту. Завязались упорные бои. Этим и воспользовался контр-адмирал Горшков, и в ночь на 3 ноября корабли флотилии все же высадили десант 56-й армии: бойцы с ходу вступили в бой. Почти десять суток продолжались атаки, десантники захватили плацдарм на участке от Азовского моря до предместий Керчи. Но вскоре немцы вклинились в оборону десанта 18-й армии, и тогда бойцы решительной атакой прорвались к южной окраине Керчи, заняли гору Митридат и пристань Угольную. Наше командование не смогло доставить на кораблях подкрепление, и 11 декабря корабли и суда Азовской флотилии эвакуировали бойцов. Керченский полуостров освободить не удалось, десанты лишь сорвали намерение врага нанести удар по войскам 4-го Украинского фронта. Позже комфронта генерал Толбухин говорил:

— Десантники меня крепко поддержали, хотя бои в полосе войск не вели.

— Большего достичь мы, к сожалению, не смогли, — докладывал Кузнецов Верховному. — На море поднялся такой шторм, что опрокинуло несколько барж с бойцами и боевой техникой. Нельзя же хоронить людей заживо.

Сталин возразить не мог, хотя сообщение наркома ВМФ воспринял с горечью. Тяжелыми неторопливыми шагами он подошел к столу, набил трубку табаком и закурил.

— Все мы, — сказал он, — были рады победе войск Красной Армии на Курской дуге. Но все ли наши военачальники сделали для себя вывод, как им воевать дальше? Вот вы, товарищ Кузнецов, что предприняли на этот счет? Что-то вы об этом мне не докладывали… — В его глазах нарком увидел не то упрек, не то усмешку.

— Я об этом информировал начальника Генштаба маршала Василевского, — пояснил нарком.

— Что именно докладывали?

— Я дал на флоты шифровку в связи с Курской битвой. О чем? Я потребовал от командующих и военных советов учесть обстановку, которая сложилась после поражения немцев под Курском, и в пределах поставленных задач повысить свою боевую активность, приковывая силы противника к побережью, и этим помогать войскам Красной Армии в кратчайший срок парализовать попытки немцев к наступлению. Считаю, — продолжал Кузнецов, — что во время летних и осенних сражений самостоятельные действия военного флота на океанских, морских и речных коммуникациях будут иметь важное значение.

— Что ж, это хорошая шифровка, она нацеливает людей на конкретные дела, — одобрительно произнес Верховный. — Надо только взять это дело на контроль, особенно Балтику и Северный флот. — Сталин глотнул дым. — В прошлый раз вы говорили, что возникла необходимость изменить практику оперативного руководства флотами. Что вы имели в виду? Можете объяснить?

— Разумеется, могу. — Кузнецов достал из папки листок. — На ваше имя я подготовил служебную записку. — Он вручил Верховному документ. — Чего я хочу, товарищ Сталин? Сейчас командующие флотами ставят подчиненным им флотам задачи только на текущие операции. Задачи флотам, которые они решают самостоятельно на морском направлении, борьба на морских коммуникациях, набеговые действия кораблей на береговые объекты противника, постановка мин на фарватерах и другие действия ставит нарком Военно-морского флота, согласовывая их с Генштабом. Я прошу вашего распоряжения, чтобы в будущем директивы по всем этим проблемам исходили из Ставки.

Сталин ответил сразу, словно давно ждал этого предложения:

— Логично! Я дам указание начальнику Генштаба товарищу Василевскому. Что у вас еще?

— Через неделю наступит Новый год, и я хотел бы поздравить вас с этим праздником: сделать это позже мне вряд ли удастся…

— Благодарю вас! — Сталин слегка наклонил голову, затем шагнул к шторам, за которыми находилась его комната отдыха, давая понять наркому, что аудиенция окончена.

В новый, 1944 год Красная Армия вступила с надеждой добиться очередных побед с борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Все защитники Родины, от рядового бойца до маршала, жили в те дни этой надеждой. Так же жил и Военно-морской флот, и особенно его нарком адмирал Кузнецов. В феврале, перед Днем Красной Армии, ему было присвоено воинское звание «адмирал флота» — четыре звезды на погонах. Первым, кто поздравил его, был маршал Василевский (как потом узнал Николай Герасимович, документ по этому вопросу для Сталина готовил не Поскребышев, а Василевский).

— Скоро ты, Николай Герасимович, догонишь меня, — улыбнулся он. — Накапливай силы для очередного рывка!..

Кузнецов был тронут вниманием начальника Генштаба и не скрывал этого. Он пригласил Александра Михайловича, чтобы по старой доброй традиции «обмыть погоны».

— И рад бы, Николай Герасимович, да не могу: прилетел в Ставку на день, завтра снова улетаю на Четвертый Украинский фронт к генералу Толбухину. Сейчас в штабе Фронта идет большая работа по подготовке к Крымской операции. Я думаю, что и тебе хлопот прибавилось. А своей милой Вере Николаевне, пожалуйста, кланяйся. В другой раз я обязательно побываю у тебя дома, и мы опрокинем не одну чарку…

«Кто часто ездит на фронт, так это Василевский, он чуть ли не живет там», — подумал об Александре Михайловиче Кузнецов.

Он собирался домой. Посмотрел на себя в зеркало. Новые погоны сидели на плечах ладно, звезды поблескивали в электрическом свете. «А вот Сталин меня еще не поздравил», — вдруг ужалила его мысль.