Александр Золототрубов - Опальный адмирал

— Что, резвится Булганин?

— Резвится, Иосиф Виссарионович. Высказал ему свое недоумение, а он бросил трубку. Я просто растерялся и не знал, как мне быть.

— Так уж вы и растерялись? — улыбнулся вождь. — Мне кто-то говорил, что адмирал флота Кузнецов никого не боится, если уверен в своей правоте, танком идет на начальство.

Сталин по прямой связи вызвал Булганина к себе. Тот твердым шагом вошел в кабинет. Увидел сидевшего за столом главкома ВМФ, и на его лице появилась ухмылка.

— Вы потребовали от главкома освободить дома наркомата, а что даете взамен? — спросил Сталин.

Булганин, насупившись, молчал.

— Вот что, — сухо продолжал Сталин. — Не трогайте Наркомат Военно-морского флота. Надо уважать своих коллег.

— Я всегда уважал военных моряков… — начал было Булганин, но вождь хмуро прервал его:

— Я занят, идите…

Оба вышли из кабинета, и Булганин, глядя на Николая Герасимовича, сквозь зубы процедил:

— Вы еще пожалеете, что жаловались на меня.

«Суд чести» и есть «творение» Булганина, и хотя Кузнецов был не робкого десятка, ему пришлось немало пережить на этом суде. Особенно огорчило Николая Герасимовича выступление члена Военного совета и заместителя главкома ВМФ по политчасти вице-адмирала Кулакова, которого еще в прошлом году он взял к себе в наркомат. Тогда Кулаков заявил, что будет достойным этой чести. «Во всем вы можете положиться на меня, Николай Герасимович», — резюмировал он. Теперь же Кулаков потребовал «судить» адмиралов по всей строгости законов. В итоге под нажимом Булганина «суд чести» постановил: «Ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании виновных в передаче иностранным разведкам материалов, составляющих государственную тайну, суду Военной коллегии Верховного суда СССР».

Над адмиралами сгустились черные тучи. Николай Герасимович испытывал душевные муки, и прежде всего за своих подчиненных. Он сказал им:

— Говорите, что чертежи, и торпеда, и карта островов были переданы с разрешения наркома ВМФ. Ясно? — Голос адмирала флота прозвучал так, будто он отдавал приказ.

— Не слишком ли вы рискуете? — спросил Галлер.

— Я был наркомом, и мне за все отвечать! — жестко ответил Николай Герасимович…

Предали адмиралов суду 16 января 1948 года. Дело слушалось на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР без обвинения и защиты.

«Неужели нас упекут в тюрьму?» — От этой мысли у Кузнецова по спине пробегал холодок. Сидевший за широким длинным столом председатель Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-полковник юстиции Ульрих, известный по многим нашумевшим процессам, смотрел на него, пальцами пощипывая подстриженные усы. Словно из другого мира долетел до Николая Герасимовича его сиплый голос:

— Подсудимый, расскажите о себе.

«Вот сукин сын, — выругался про себя Кузнецов. — Формальности соблюдает. Будто не знает, кто я, ведь не раз бок о бок сидели в зале Кремлевского дворца на сессиях Верховного Совета». Николай Герасимович встал, сразу ощутив, как бешено забилось сердце.

— Моя фамилия Кузнецов, Николай Герасимович, русский, член ВКП(б) с двадцать шестого года, адмирал флота, Герой Советского Союза. Имею награды: три ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды, два ордена Ушакова I степени…

— Подсудимый, ваши награды нас не интересуют, — оборвал его Ульрих. — Вы расскажите суду, как встали на преступный путь измены Родине.

— Я не преступник и не изменник Родины! — громче обычного произнес Кузнецов. И, ощутив боль в сердце, добавил: — Вся моя жизнь отдана военному флоту, и служил я Советской Родине честно… — Он посмотрел на сидевшего рядом адмирала Галлера и в его ответном взгляде прочел: «Ты, Николай Герасимович, говоришь то, что надо. Истина дороже всего!»

И вновь, как удар хлыста, прозвучал голос Ульриха:

— Я вас не понял, гражданин Кузнецов. Вы признаете себя виновным в том, что без ведома Советского правительства передали материалы по секретному оружию нашим союзникам в годы войны?

— Оружие, о котором вы говорите, гражданин судья, не было секретным, — резко возразил Николай Герасимович.

Последовал шквал новых вопросов, который отнюдь не свидетельствовал о том, что кому-то здесь нужна была правда. Этот человек в центре стола уже давно все решил и теперь только выполнял ничего не значащие формальности.

— Вы же, гражданин Кузнецов, не давали письменного разрешения на передачу союзникам парашютной торпеды? — предложил ему вроде бы спасительную зацепку генерал Ульрих.

Кузнецов, однако, не клюнул на подлую наживку и твердо ответил:

— Если разрешение дал начальник Главного морского штаба, значит, имелось мое согласие. Таков был порядок в Наркомате Военно-морского флота.

Председатель:

— Вы уверены?

Кузнецов:

— Уверен. Своих людей я хорошо знал и всецело им доверял.

Стали читать «дело» адмирала Алафузова, в нем Кузнецов обнаружил немало надуманного.

— Я прошу суд дать мне слово для объяснения. — С места поднялся Алафузов. — В обвинительном заключении говорится, что я самовольно решал вопросы передачи союзникам интересовавших их сведений об оружии. Это — неправда… Что касается карты южного побережья Камчатки, то она не секретная, ее можно купить в любом порту. Карта Севастопольской бухты передана англичанам с разрешения заместителя Председателя СНК СССР, имелась его резолюция…

Кузнецов ожидал, что генерал Ульрих уточнит фамилию лица, наложившего резолюцию на карте — это был Молотов, — но он промолчал: а вдруг Вячеслав Михайлович пожалуется вождю, тогда ему тоже достанется! Ульрих был хитер, увертлив, он тут же перешел к другому вопросу.

Председатель:

— Назовите точную дату посещения англичанами немецкой подводной лодки в Кронштадте.

(Речь идет о немецкой лодке, которую потопил катер старшего лейтенанта Коленко в 1944 году и из которой были подняты секретные торпеды.)

Алафузов:

— Началось это двадцать пятого октября сорок четвертого года. Нарком ВМФ Кузнецов разрешил осмотреть подводную лодку, а о торпедах не было разговора…

Председатель:

— Подсудимый Алафузов, какова роль заместителя наркома ВМФ в этом деле?

Алафузов:

— Конкретно о высотной торпеде наложил резолюцию адмирал Галлер.

Слушая его, Кузнецов в душе чертыхнулся: «Надо было добавить, что перед тем как наложить резолюцию, Галлер был у меня, и я разрешил ему… Эх, Владимир Антонович, я же просил тебя…»

Председатель:

— Кто более других виноват в передаче торпеды?

Алафузов:

— Я лично обо всем докладывал Кузнецову.

«Ну вот, так бы сразу и сказал», — облегченно вздохнул Николай Герасимович.